- Вот и всё, вот и всё...
- Бинт! - приказала Дарья Ивановна, обложив ногу коровы прямыми гладкими дощечками. Герасим Петрович скучающе зевнул и пошёл к машине.
Когда перевязка была окончена, Дарья Ивановна послала за пастухом, который точно сквозь землю провалился, едва увидев ветеринарного врача, а сама стала писать акт о плохом надзоре за стадом.
Оля присела на траву возле Фиалки и успокаивала её, как ребёнка. Прислушиваясь к чистому голосу девушки, я почему - то подумал, что это, должно быть, она собирает вечерами девчат на речном откосе...
Виктор привёл пастуха - беспокойно шмыгавшего носом вихрастого парнишку. Дарья Ивановна велела ему подписать акт. Герасим Петрович завёл мотор и вместе с Дарьей Ивановной поехал обратно в село, откуда он должен был привезти доски для настила и верёвки, чтобы погрузить Фиалку на машину и доставить её на ферму. Я, Виктор и Оля остались его дожидаться.
Солнце палило. Небо было бледно - жёлтое, раскалённое, над травой дрожал горячий воздух. Виктор взял у пастуха брезентовое ведро и сбегал на реку. Фиалка жадно выпила воду, и Виктор побежал снова. Вернувшись, он заявил, что напишет с Фиалки портрет и подарит его Оле. Девушка засмеялась, а Фиалка подозрительно покосилась на Виктора выпуклыми глазами. Вихрастый парнишка - пастух, значительно кашлянув, заметил, что Фиалку уже дважды фотографировали для районной выставки. Но когда Виктор напомнил ему, что это по его недосмотру знаменитая корова вывихнула ногу, пастушок смущённо замолчал и ретировался.
Я заметил, что Виктор держит себя как - то странно. Он почти непрерывно курил, без нужды суетился возле Фиалки и избегал встречаться со мною взглядом. Он и на Олю старался не смотреть. Но когда всё - таки оборачивался к ней, на его худощавом лице появлялось такое выражение, словно он хотел высказать девушке что - то давно уже наболевшее, но не знал, как это сделать. Я подумал, что Виктору и Оле надо бы поговорить наедине, и сказал им, что пойду посмотреть на стадо. Оля поспешно поднялась и сказала, что пойдёт вместе со мной. Мы заспорили: Дарья Ивановна не велела Оле отлучаться от Фиалки. Но тут вдали показалась полуторка Герасима Петровича. Виктор бросил свою папиросу и, сложив ладони рупором, стал звать пастуха. Оля как бы с облегчением вздохнула, весело посмотрела на меня и захлопотала подле Фиалки.
В тот день Виктор уже не брался за свои кисти. Он сходил в парикмахерскую, заложил между двумя томами моей «Технической энциклопедии» свой самый красивый галстук, а весь остаток дня пролежал на диванчике, мечтательно насвистывая. Он к чему - то готовился...
После ужина галстук из «Энциклопедии» исчез.
В гот вечер песни на речном откосе как - то не ладились. Казалось, там ждут кого - то и не могут дождаться, и уже не создавалось впечатления, что поёт один голос, а были слышны многие голоса.
Закат потухал медленно, как бы нехотя. Солнце давно зашло, а на небе всё ещё горели узкие розовые облачка, будто вырезанные из цветной бумаги. На дальние луга легла большая тень. Ветерок затих, но запах свежего сена стал явственнее.
Герасим Петрович настроил приёмник, и Дарья Ивановна против своего обыкновения не потребовала выключить его, а лишь попросила убавить громкость. Я представил себе, как Виктор и Оля идут сейчас по лугу, укрытому вечерней тенью. Узенькая тропинка вырастает перед ними в широкую дорогу, редкие зеленоватые звёздочки дружелюбно помаргивают им с высоты, а громкий бой перепелов понимающе замолкает при их приближении... Но когда я отправился спать на сеновал, то увидел, что Виктор сидит на ступеньке лестницы с развязанным галстуком и, подперев голову руками, неподвижно смотрит в одну точку.
- Как ты думаешь, - спросил Виктор, не меняя своей позы, - если она меня любит, станет она говорить, что окончательный ответ сможет дать только в письме, после того, как я защищу диплом? Почему обязательно в письме? И сколько времени ещё до той поры!...
Виктор спрыгнул с лестницы, и даже в темноте было видно, как его серые глаза вдруг заблестели.
- Ведь она хорошо ко мне относится, - сказал он и сдёрнул с шеи галстук. - Буду ждать. Я ей слово дал, что не стану настаивать.
Он быстро залез на сеновал и с головой завернулся в одеяло. Сквозь сон я всю ночь слышал, как он ворочается с боку на бок. Утром Дарья Ивановна спросила его за завтраком, какие темы для дипломных работ избрали его товарищи - однокурсники. Виктор ответил невпопад. У него был совсем больной вид. Дарья Ивановна поняла, наверное, своим материнским сердцем, что это за болезнь, и, внимательно посмотрев на сына, покачала седой головой.
Виктор попробовал работать, но через минуту бросил кисть и сказал:
- Не могу...
Походив по комнате, он задумчиво проговорил:
- Если бы я Олю не любил, моя картина была бы во сто раз хуже...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.