Я пошёл разыскивать нужную мне машину. Самолёт Лекаренко стоял почти у самой ограды сада. На борту было выведено киноварью: «На Берлин!». Вся трава вокруг машины была усеяна нежно-розовыми лепестками. Их, наверно, сорвал ветер от винта самолёта.
Навстречу поднялся кареглазый коренастый человек.
- Лейтенант Лекаренко! - представился он. - Командир экипажа, а стрелок сейчас подойдёт!
Спустя минуту из-под широкой плоскости штурмовика вышла стройная девушка. Глаза её, слегка припухшие, светились тёмным блеском, выгоревшая добела гимнастёрка была чуть помята. Я догадался, что девушка отдыхала в тени самолёта.
- Мой воздушный стрелок! - представил Лекаренко девушку.
- Старшина Назарова! - отрекомендовалась она.
- Лёля, - попросил лётчик, - расскажи товарищу о нашем сегодняшнем полёте.
- Что ж, - начала Лёля, - полёт как полёт!... Ничего особенного. Правда, истребители немецкие появились не вовремя: мы ещё не окончили штурмовку, а они тут как тут...
Лёля перешла на «лётный» язык. Она очень выразительно показала руками, как в хвост её штурмовику стал пристраиваться фашистский истребитель. Немец, повидимому, знал, что, если он зайдёт в хвост русскому штурмовику, экипаж останется беззащитным. Не будет же советский воздушный стрелок бить по килю собственного самолёта!
Лёля внимательно следила за врагом. Когда над её головой в полуметре от кабины прошла светящаяся трасса пуль, она крикнула лётчику:
- Возьми штурвал на себя!
В какую-то долю секунды, когда самолёт круто пошёл вверх, девушка близко увидела тёмно-серый фюзеляж с крестами на плоскостях. Лёля выпустила в него длинную очередь. Из патрубков мотора фашистского истребителя хлынул дым, и немец круто ушёл в сторону. Лёля стреляла теперь короткими очередями, приговаривая: «Вот тебе, получай!»
После посадки на своём аэродроме Лекаренко увидел, что у левой плоскости машины, там, где крепится элерон, зияет рваная пробоина. К подобным ранам он давно привык. Нередко пробоин бывало так много, что даже старые авиаторы удивлялись, как лётчик мог довести израненную машину до своего аэродрома.
На фронте был обычай: боевой успех друга отмечала вся эскадрилья. Так повелось с первых дней войны. Когда Пётр Лекаренко в пятидесятый раз слетал на штурмовку, авиаторы решили «сюрпризом» отметить своеобразный юбилей своего боевого товарища.
Вечером в офицерской столовой ему и Лёле Назаровой преподнесли торт, на котором искусный аэродромный повар вывел число «пятьдесят». Тогда ещё никто из лётчиков не знал, что накануне Пётр сделал Лёле предложение и она согласилась стать его женой.
- Мой маленький тост, - оказал тогда командир полка, - я провозглашаю за тех, кто оберегает нас, лётчиков, в бою, за наших воздушных стрелков, за тебя, Лёля!...
- Мы вместе с Петром бьёмся за жизнь, товарищ командир, - ответила смущённо Лёля.
Вскоре весь полк праздновал короткую фронтовую свадьбу лётчика Петра Лекаренко и воздушного стрелка Лёли Назаровой.
... Мелькали станции метро. В тёмной синеве вагонных окон отражалось лицо Лёли Назаровой. Я думал о том, какой сильной должна быть любовь этой девушки, рождённая в боях, выдержавшая испытание огнём.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Седая девушка» Хэ Цзин-Чжи и Дин Ни в театре имени Евг. Вахтангова