Когда же мы собирались где-нибудь втроем, о Лене упоминали как бы между прочим, словно для нас она не представляла особого интереса. Однако Алексей теперь брился каждое утро, уверяя, будто это - старое морское правило, от которого он не может отказаться. Шакен на ночь подкладывал под матрац брюки, чтобы сохранялась безукоризненная складка. Да и я - нечего греха таить! - каждый день надевал синий свитер с белыми оленями на груди - предмет постоянной зависти ребят. А девушка, будто ничего этого не замечала, со всеми держалась ровно, шутила, смеялась.

Наступили тихие морозные дни, к нам стали часто заезжать чабаны и табунщики. В домике бывало многолюдно. Лена всем очень нравилась. Она была одинаково внимательна к каждому, кто бы к ней ни обратился. Я видел однажды, как на прием к ней приехал заведующий фермой из «Энбека» и долго-долго говорил о том, что год назад у него кольнуло в груди. Боль не повторялась, но жена настояла, чтобы он показался врачу. Лена смотрела на своего пациента добрыми синими глазами и с мягкой улыбкой слушала, не перебивая.

Лена часто выезжала в отары, проводила беседы с чабанами.

Возвращалась радостная, оживленная и подробно рассказывала нам о своих поездках.

Однажды я ездил по отарам несколько дней. Выдавал книжки, помогал выпускать «боевые листки», читал вслух газеты. Меня расспрашивали о многом: что происходит сейчас в Германии, каково положение в Индокитае, как идут дела на стройках гидроэлектростанций, - а на прощанье в каждой отаре непременно просили передать привет «доктору». Во время этой поездки я встретил Лену в урочище колхоза «Победа». Она приехала сюда по срочному вызову: чабан Кадыр Хасенов, объезжая лошадь, упал и разбил голову.

- Вы знаете Хасенова? - спросила Лена.

Я хорошо знал Кадыра: ему двадцать лет, он высок ростом, ловок в движениях, лицо у него смуглое, обветренное; когда он улыбается, ослепительно блещут ровные, красивые зубы. Только смеется Кадыр не часто; у него привычка хмурить брови, словно он стесняется лишний раз улыбнуться, чтобы люди не заметили, что он так молод. Что я мог сказать о нем Лене? На ее вопрос я ответил довольно скупо: Кадыр - лучший наездник и опытный чабан.

Больной лежал в углу на кошме. В комнате было полутемно, и мне сразу бросилась в глаза только белая повязка Кадыра. Я громко поздоровался, но Лена одернула меня:

- Тише, он бредит.

Когда зажгли лампу, я присмотрелся к Кадыру. Лицо его побледнело, брови стали как будто еще шире и чернее. Он, видимо, от боли скрипел зубами.

Очнувшись, Кадыр виновато спросил:

- Я, наверное, стонал, доктор?

- Нет, - ответила Лена, легким прикосновением маленькой руки поправляя бинт.

- Это хорошо, - слабо улыбнулся Кадыр.

Мне пришлось заночевать в этом урочище. Ночью сквозь сон я слышал, как снова бредил Кадыр, а Лена успокаивала его.

Через два дня Кадыру стало лучше, и мы с Леной уехали. Всю дорогу мне пришлось следить за ней, потому что от усталости она засыпала в седле.

Кадыр приехал к нам неделю спустя, осунувшийся, но веселый. Из-под малахая выглядывал бинт.

Лена всплеснула руками:

- Что же вы делаете? Вам еще лежать надо!

- Ничего, доктор, я железный, - улыбнулся Кадыр, - и работы много.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.