Видимо, он очень спешил на почту, даже вспотел" и теперь, стоя у барьера, энергично вытирал платком загорелый, большой и выпуклый, как у детей, лоб и толстые щёки.
- Здравствуйте, товарищ Шахов! - сказала телеграфистка, улыбаясь. - А Москва только через два часа освободится.
- Ка-ак, дорогуша?! - всплеснул руками человек по фамилии Шахов. - Это невозможно, родная! Через два часа - это же час ночи по московскому...
- Куйбышев занял линию, товарищ Шахов.
- Да ты пойми, золотце, у нас в Москве в час ночи все метро закрываются! Ты это учитываешь? А моей дочурке от телеграфа аж к заводу Сталина ехать. И учти, второй час ночи. Ты в Москве-то была?
- Да нет же, товарищ Шахов, - сказала девушка, почему-то вдруг застенчиво покраснев. - Я вот в отпуск мечтаю, под праздник...
- Ну, вот видишь! - воодушевился Шахов. - Тогда тебе, ясно, невдомёк. А расстояние от телеграфа до нашего дома - это, ну... сказать к примеру, как от Жигулёвска до Усы. Не меньше. - Шахов быстро и озабоченно взглянул на меня, и, хотя он хватил в своём сравнении километров пятнадцать лишку, я утвердительно закивал. - Вот и товарищ поддерживает, тоже москвич, вероятно? Расстояние громадное, чего говорить. И плюс к тому - второй час ночи...
- Да что ж я могу, товарищ Шахов?..
- А ты постарайся, инициативу прояви. Нажми на вашу телефонистку, пусть понастойчивей требует. Дочка моя, между прочим, тебе ровесница будет, тоже красавица. Ты, Валюта, ЧТО-ТО нынче больно растрёпанная сидишь. Или уж сосватана, никому нравиться не желаешь? А напрасно, ты не спеши...
Девушки за барьером прыснули со смеху, сонливость их точно рукой сняло.
Одним словом, Валюта обещала сделать всё возможное, чтобы ускорить разговор с Москвой хотя бы на полчаса. Узнав, что я тоже ожидаю Москву, Шахов предложил погулять вместе с ним по городу.
- Всё одно ждать, а вдвоём поскорее...
Мы вышли из маленькой комнатки почтового отделения на улицу. Небо было затянуто низкими тучами, набежавшими с вечера. Ни одной звезды не блистало над головой.
Было безветренно, душно, как перед дождём. От каменных стен домов и асфальта улицы веяло теплом - город медленно остывал после дневного зноя.
Мне нравился этот маленький рабочий городок, целиком построенный нефтяниками за последние три - четыре года. Мне нравились его прямые асфальтированные улицы, обсаженные молодыми деревьями, и аккуратные ограды тротуаров, и каменные двухэтажные коттеджи с балкончиками, с мачтами антенн на остроконечных крышах, с цветами в окнах и во дворах. Мне нравились люди этого молодого города - все они казались мне молодыми, энергичными, лёгкими на подъём и удивительно дружными между собой.
На одном просторном перекрёстке мы вдруг увидели танцы. Танцевали под музыку, доносившуюся из репродуктора; одновременно кто-то подыгрывал на аккордеоне. Молодые парни в белых рубашках и девушки в светлых летних платьях кружились, шурша подошвами, прямо посреди улицы, под открытым небом. Светились в полутьме огоньки папирос, мягко звенел девичий смех, а чуть поодаль почти неслышно бренчала гитара, и кто-то, не видимый в темноте, очень чисто и быстро выбивал на асфальте чечётку.
Улица неожиданно перестала казаться улицей - она сделалась похожей на сад...
Я с любопытством разглядывал незнакомый город и в то же время почти непрерывно говорил с Шаховым о Москве. Он жадно интересовался всеми последними столичными новостями.
- Когда же вы уехали из Москвы? - спросил я наконец, удивлённый тем, что этот москвич не видел даже памятника Пушкину на новом месте.
- Когда? Могу сказать точно... - Шахов поднял голову и с минуту молчал, высчитывая что-то в уме. - Семнадцать с половинкой лет назад, вот когда.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.