Как раньше невозможной и немыслимой для него была бы жизнь без Виктора, так теперь невозможно и немыслимо стало ему жить и без Виктора и без Даши.

Даша всегда была с ним: в его мыслях, в его снах, а его грёзах наяву. Даже работая, он не забывал о ней. Она являлась к нему в забой не как небесное видение, не как Принцесса Грёз, а как тихий Светик с шахтёрской лампочкой в руке. По - хозяйски располагалась она в его одиноком уступе. Здесь она была дома. И от её незримого присутствия ему было легче и работать, и думать, и жить.

Иногда, увлекшись рубкой угля, он на минуту забывал о ней. И тогда она сама властно напоминала о себе, вдруг возникала где - нибудь в волнистом течении пласта, или в струе, или в матовом зеркале коржа над головой и лукаво улыбалась, словно русалка из подземной реки, и он в ответ виновато улыбался тоже и снова начинал с ней безмолвный и бесконечный задушевный разговор о любви, о жизни, о счастье...

Никогда - разве только во сне - не мечтал он о том, как стал бы целовать и ласкать любимую, а всегда - как будут они жить вместе мужем и женою. И представлялся ему тихий, добрый, дружный лад их жизни, трудовой и скромной. У них обязательно будет свой беленький домик с этернитовой крышей - такой, как у Прокопа Максимовича, - и в палисаднике анютины глазки, махровая гвоздика и астры осенью... Андрей, конечно, станет учиться, чтоб не отстать от учёной Даши. Будут вместе читать и спорить. Но они никогда и никуда не уедут с шахты; да и некуда им ехать: они горняки. А по вечерам будет к ним приходить в гости Виктор; он тоже женится, поставит свой домик рядом; и каждый вечер будут они большою семьёй сходиться в саду под акацией для мирного чаепития и согласной, душевной беседы...

В этих простых, незатейливых мечтах было для Андрея столько неизъяснимой прелести, столько несбыточного счастья, что голова шла кругом...

Чаще всего ему казалось, однако, что этого никогда не будет. «Не может этого быть, - в отчаянии думал он, - слишком уж это было бы хорошо для такого нескладного парня, как он! Разве Даша полюбит такого?»

Но иногда - особенно, когда рушились под его молотком могучие глыбы угля и приходило радостное сознание своей силы и значения в мире, - он становился храбрым и начинал верить, что всё сбудется и Даша переступит порог его беленького домика под этернитовой крышей.

Ей, однако, он ещё ни разу не сказал о своей любви. Он продолжал любить втайне и думал, что это и для всех тайна. Он и не знал, бедняга, что уже давно ни для кого тут секрета нет, даже для самой Даши.

«Вот поставим мы с Виктором рекорд, - решил он, - тогда ей и признаюсь».

Он и сам не смог бы толком объяснить, какая связь существует между признанием и рекордом. Но смутно чувствовал, что связь эта есть и что после рекорда вся жизнь - и его и Виктора - станет иною.

Между тем до рекорда было ещё далеко. По - прежнему собирались все у Прокопа Максимовича, судили, рядили, спорили, а к решению придти не могли. Андрей, как всегда, молчал.

Однажды Виктор не выдержал и взорвался:

- До каких же пор будем вола вертеть? Вы мне прямо скажите: поддерживаете вы меня или нет?

- А ты не горячись! - посоветовал Светличный. - Дело не шуточное.

- Боитесь?

- Боюсь.

- А раз боишься, так отступись. В сторону! А мне не мешай. Я один пойду, на свой страх...

- А если сорвёшься?

- Вам что за беда? Мой риск, мой и позор.

- Э, нет! - оказал Светличный. - Ты сдуру сорвёшься, а идею хорошую погубишь.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.