Наташа

- Ценам без надобности... - бросила она, опять невольно переходя на прежний тон.

- Ты что же, и на собраниях никогда не выступаешь? - продолжал допытываться Николай.

- А ну, тише... Слушать мешаете! - раздался сзади дребезжащий тенор Прошки.

«Ревнует... - подумала Наташа, но это не доставило ей обычного удовольствия. - Что там Прошка! Вот если бы такой герой, как на экране. Нет... нет... Конечно, не такой... А какой?»

Картина рассказывала о чужой, непривычной жизни, о чужих, неведомых чувствах, и Наташе стало грустно.

«До чего у них всё интересно получается! - думала она, вздыхая. - Ишь, сердце стонет, как свирель! А Прошка

уговаривал: «Пойдёшь за меня - враз два платья справлю...» Вот Николай, наверняка, не стал бы платьями прельщать, ну и свирелью тоже... А чем?»

Она обернулась в его сторону и встретилась с ним взглядом. Что-то он шепнул ей, она не расслышала, хотела переспросить, но в это время от дверей долетел повелительный окрик:

- Макагонов... Сенька... Председатель кличет. А ну, давай сюда веселей!

Вместе с Сенькой, как показалось Наташе, довольно неохотно, ушёл и Николай. Тотчас же, как из-под земли, выросли макагоновские ребятишки. Федька посадил на лавку совсем сонного Ваську и сказал Наташе:

- Чуть не забыл... Как опоросится эта чушка, что летось травила бахчу, шумни про то нашей бабушке, она просила.

«Хорошо, что хоть при чужом человеке про потраву не брякнул!» - порадовалась в душе Наташа и, надеясь разузнать у бабки что-нибудь про Николая, поспешно предложила:

- Пусть завтра наведается... Может, в ночь принесёт.

Теперь у неё пропал всякий интерес к картине. Выдумки всё это!... Небось, после той потравы Прошка говорил на собрании больше всех!

- Я спать хочу, - захныкал Васька.

- Раз увязался, так сиди, - сердито зашипел Федька, - а то как дам!

- Домой хочу! - не унимался маленький. - Бегает эта девка вокруг прудков, как одурелая. Так бы и пихнул её в воду, чтобы картина кончилась.

Судя по внезапному рёву Васьки, очевидно, Федька ему всё-таки «дал». Наташа взяла мальчишку на руки и вышла с ним из клуба. На дворе опять потеплело, тучи закрыли небо, накрапывал дождик. Щупая ногой дорогу, Наташа осторожно двигалась в темноте. Васька притих. Еще издали она услыхала в макагоновском садочке чьи-то голоса. Крадучись, подошла ближе. Так и есть: Сенька с Николаем сидят на скамеечке под старой жерделой. Сквозь частые голые ветки светились два огонька цыгарок.

Наташа с удовольствием потянула в себя смешанные запахи табачного дыма, мокрой коры и волглой глины. Потом тихонько потренькала дверной щеколдой - раз, другой. Васька на её руках как-то вдруг весь обмяк и стал необычайно тяжёлым - он заснул. А бабка Дарья не отзывалась, видно, досматривала десятый сон. Наташа присела на крылечко, прикрыла Ваську своим полушалком и опять прислушалась. Говорил Сенька:

- Вот сроду так - ни картины не досмотришь, ни книгу не дочитаешь. А в райкоме на вид ставят: «Ты, - говорят, - мехом оброс, над собой не работаешь...»