Конькова задумчиво трогает струны гитары. В деревне она окончила семилетку. Пахала, косила, вязала и еще там вступила в комсомол. Три года назад приехала в город. Сейчас она уже наладчица шлифовального цеха и групорг комсомола.
В комнате маленький стол у окна, табурет и кушетка, заменяющая кровать. Портрет Ильича в детстве... я вое. Комната чиста и пустынна. Откуда такой аскетизм?
- Да нет, что вы! Дело не в этом. Комнату я получила недавно. До тех стар жила в бараке, потом в общежитии. Просто не решила еще, какая она у меня должна быть, что мне надо, чего хочется. Вот портрет Ленина хочется большой, в хорошей раме.
Пауза... Конькова улыбается...
- Мы, пожалуй, жить еще не научились! Молоды, что ли?
Сейчас еще трудно говорить о четком лице комнаты нашей комсомольской рабочей молодежи. Вещи попадают к ребятам в большинстве случаев по признаку необходимости, без активного «вкусового» отношения к ним. У нас были дискуссии о галстуке, и сейчас уже очевидно, что быть хорошо одетым отнюдь не недостаток для комсомольца. Потребительские потребности молодежи растут, и уже обрисовываются контуры новой Проблемы, темы для новой дискуссии - это проблема хорошо оформленной, красивой комнаты, вещного окружения (обои, мебель, посуда, украшения) и организации вкуса нашей молодежи в этом направлении. Комната Коньковой еще пуста. Конькова в раздумья. Посмотрим, что же могут дать ей наши производящие организации, наши магазины. Ведь у нас единственная в мире торговля, задачи которой не сводятся только к купле - продаже и рождению барыша. Зубные щетки в кооперативе крайнего севера - орудие воспитания. Наша торговля идейна...
Старый козел облизывает юношу. Палевый зубр мрачно оглядывает проходящих. Мистическая женщина облокотилась на голову пумы. Испанский гранд в безвкусном наряде презирает матроса. Развеваются ленточки флотской фуражки. В руках матроса канат. Наклонившись в стремительном движении вперед, он «отдает концы». Матрос одинок. Рахитичные и унылые пионеры в счет не идут. Вереница полуголых женщин с кувшинами шествует за водой. Неистово обнимаются коты...
Это не бред, товарищи, это витрина украшений - гипсовых статуэток в Мосторге.
Маленькая старушка беспомощно озирается у прилавка обоев. Сын только что вернулся из армии. Сейчас на заводе. Комсомолец. Хочет оклеить комнату. Просил купить чего - нибудь одноцветного со спокойным, незаметным рисунком. А на старушку обрушивается рябь красок, зигзаги линий, нахальные розовые цветы на голубом фоне. Старушке они даже, пожалуй, нравятся, но ведь у сына другой вкус. И постояв в нерешительности, она отходит.
В домах «Шарикоподшипника» стены штукатурены и недавно окрашены. Обои не нужны. Но зато нужен коврик, чтобы не касаться холодной стены и не пачкать ее.
Вы помните меркуловского оленя? Здесь его достойные соперники. Грубо нарисованные и безвкусно раскрашенные китаянки с бантом и двое ребят, вешающих на избу красный плакат «За советскую школу». Но пусть не обманывает нас сюжет последнего коврика, - это типичные «пейзажистские дети» в стиле «russe», которые христосовались в лапоточках на дореволюционных пасхальных открытках, вызывая слезу обывательского умиления.
В отделе ИЗО имеется уже ряд неплохих репродукций с картин классикой и современных советских художников, но сюда перекочевали нелепейшие пейзажи Ильинских ворот и Сухаревки, продукция неизвестных и безграмотных пошляков. А лица вождей незаслуженно украшают какую - то бездарную композицию из стекла, туши и красочной сверкающей подкладки, на фоне которой трубы, дым и пр.
прошлом жилище рабочего - углы, каморки, темень, сырость. Возможно, что именно отсюда и рождалось стремление к чему - то яркому, пестрому, пускай грубому и безвкусному, но могущему противостоять мрачному, серому колориту жилья.
И бумажные розы цвели за осколком зеркала, и ярчайшие олеографии украшали стены. Ведь бумажные розы были дешевы, а настоящие недоступны бюджету рабочего. Искусство располагалось в приволье особняков. Сейчас бытовые и экономические условия резко изменились. И если еще иногда сохраняются прежние представления о красоте и «уюте», то это - некий оставшийся рефлекс, который мы должны изжить. И чем скорее подлинное искусство цвета, рисунка, линий войдет в быт нашей рабочей молодежи в виде повседневных вещей обихода - обоев, посуды, статуэток, картин, стульев и т. д., формируя ее вкус, тем лучше. А вместо этого кричащая дрянь украшает многие полки наших магазинов, зазывая доверчивого покупателя. И это море пошлости грозит проникнуть в рабочую квартиру.
Рупоры любезно ревут, сообщая о мебели, рассрочках, доставке на дом. В мебельном подвале в лабиринте вещей бродят толпы «обзаводящихся». Молодежь покупает быстро. Они подходят, заглянут, постучат. Если цена подходит, сообщают адрес.
Вещи разъезжаются по квартирам, чтобы в дальнейшем определить лицо комнаты. Молодежи нужен диван, могущий заменить кровать. Нужна тахта, кушетка с одним валиком. Здесь их нет. Основной тип - диван, на котором нельзя вытянуться, но зато претенциозно оформленный деревянной рамой с полкой над спинкой. В таком виде это не просто диван, а «вещь».
Кровати, все без исключения, от самых дешевых до самых дорогих, украшены металлическими, никелированными наростами на спинках. Их количество и размеры зависят от цены. На некоторых даже какие - то металлические листья и цветы. И невольно вспоминается мещанская кровать, высокая, как эшафот. Монументальное «логово», где четыре сияющих шара и где спят. Есть, правда, здесь и простые, без претензии, столы, шкафы, могущие заменять ребятам сразу три вещи - комод, гардероб и буфет. Но вещи такого типа в меньшинстве, они прячутся по углам, уступая дорогу своим разукрашенным, претенциозным собратьям. Капиталистическое общество фетишизирует вещь. Она давит на человека. Она становится самоцелью. Человек подчиняется вещи. Вещь - вывеска благополучия. Вещь - это звучит гордо. У нас был ряд проектов, в которых назначение вещи вообще обезличивалось, - это была конструкция, могущая превратиться из дивана в кровать и из кровати в шкаф. Эти конструктивные загибы родились как некий стыд за прошлое, стыд вещи.
Но все - таки до сих пор мы еще не нашли своего стиля. Мы должны создать стиль советской рабочей квартиры, где вещь подчинена своей основной функции, проста, удобна, изящна и скупа в своих линиях. Рабочей молодежи нужно дать в этом отношении четкие образцы, организуя, воспитывая ее вкус. Нужно уделить особое внимание выпуску нашей массовой продукции. И если часы - ходики можно застать почти в каждой комнате девушки или ребят, то нужно найти наилучшую линию циферблата и его окраску, не пытаясь подменить настоящую вдумчивую работу с вещью дешевым размалевыванием.
Ни сектор искусств Наркомпроса, ни профсоюзные, ни комсомольские организации не пытались поинтересоваться «искусством», окружающим рабочего в его квартире. Никто по - настоящему не привлекал скульпторов, художников, декораторов к работе по художественному оформлению рабочего жилища. Давно пора нам подойти вплотную к разрешению этой «малой» проблемы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.