Вы думаете... Акатуев допустил «минутную слабость», Мазин в решительную минуту вырос в чубаровца... и на этом можно поставить точку? Мало, товарищи! Продолжение следует!...

Вот когда Мазин был еще нежен, когда еще Акатуев не выступал на сцену и еще нельзя было предвидеть всей этой истории, Маруся идет по коридору санатория... И вдруг...несколько парней - комсомольцев (подчеркиваем - комсомольцев!) в брюках клеш, в белых рубахах и с широким отворотом на груди, подняли навстречу ей руки, загородили дорогу и забрали, как бешеные: «Ура, ребята! Бери на абордаж! Она гуляет с одним Мазиным... Не допускать! Нюхай, чем она сейчас пахнет. Жми там, где мягче. Выпаривай из нее мещанство». И они «спутали ее руками, придавили и забарахтались, задыхаясь и рыча ей в лицо». Перед девушкой мелькают «оскаленные зубы» и «лягушиные глаза».

Такие появления - какой - то своеобразный аккомпанемент в повести. Они же и завершают ее действие. Когда Мазин достаточно резко, как было указано выше, объяснился с «изменившей» ему комсомолкой и решился в заключение на изнасилование, в это же мгновение выступает все та же банда комсомольцев: «в порыве сознания она (Маруся) увидела откуда - то со скал закувыркались черные крылато тени. Кто - то наступил ей на ногу, споткнулся и упал. От боли она коротко вскрикнула, но липкая и вонючая рука всосала в себя ее губы. Потом поволочили ее по камням и сразу бросили в вонючую яму».

Так кончается повесть о девушке, приехавшей отдохнуть, поправить свое здоровье, отдаться солнечным дням юга. Смятая, в разорванном платье, сгорбившаяся проходит она перед читателем в финальных сценах повести, и недоуменный вопрос срывается у нее: «разве же так можно жить?»

Музей пороков

Как же читателю утрясти в своем сознании так показанную жизнь? Ведь, «Пьяное солнце» нельзя прочесть и забыть, как веселую выдумку. «Пьяное солнце» начинено до отказу и, не пережевав этой начинки, читатель остается в недоумении.

Не слишком ли сгустил краски автор «Пьяного солнца»? Нам кажется, что это именно так. Возьмите два - три описательных куска из повести, и вы достаточно в этом убедитесь...

Можно ли без внушения поверить, что такое, например, описание; «в комнате, где сутуло прилипали к столику игроки, тоже все были слепые, и в душной тишине люди слушали только сами себя, щелканье костей и шелест карт» - относится не к игорному притону, а к обычному вечернему отдыху в санатории, когда люди беспечно поигрывают в козла или в лото.

Не покажется ли вам, что вы присутствуете на подпольной вечерке, читая, например, такие строчки: «на диванах томными рядами сидели мужчины и женщины и громко смеялись, «жали масло», и лица у всех были немного угарные, и в глазах играли блудливые намеки». А, ведь, в изображении Федора Гладкова это должно было обозначать не больше, как очередь больных за процедурами.

Читатель недоумевает, покуда перед ним совершается все это упражнение в «мрачностях», ему становится душно... но вдруг он совершенно отчетливо начинает понимать, что его не больше, как стращают.

Палка о двух концах

За кого и за что хотел заступиться Гладков, набрасывая такой жуткий фон повести? За человечность, за чуткость, за дружеские отношения? За девушку - - не в чем неповинную и прямо растерзанную многочисленными притязателями на нее? За выравнивание нашего нутра с нашими убеждениями? По всей вероятности, именно такие благородные цели ставил перед собой автор.

Но зачем же он стащил людей в искусственную обстановку санатории и там наградил их вместо обычных для такого учреждения болезней - самыми показательными пороками современности? Зачем само солнце вместо живительной и организующей силы он сделал «пьяным солнцем»? Это нам кажется уже пессимистической проповедью развала.

Поэтому и светлый фланг его повести - восторженная Маруся, начиненная и идеалистической экзальтированностью и подражательными ура - комсомольскими замашками, и ее черный фланг - горилообразные комсомольцы, сгущенные до неестественной черноты, кажутся неестественными и вымышленными образами. Все это от того, что автор взял слишком густой и мрачный фон и оказался вынужденным чрезмерно белить свою героиню и чрезмерно чернить свои «привидения».

Следует ли так распутывать больные клубки наших дней? Нам кажется, что нет, что это палка о двух концах. Как пусты и не достигают сердца сладкие подкрашивания и патентованный оптимизм (есть и он в нашей литературе), так же едва ли помогает нашему росту комбинированная подача разложений.

Нужно признаться, что в «Пьяном солнце» больше алкоголя, нежели цемента.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.