- И Волга тогда совсем другой была, - замечает Николай Антипьевич. - Теперь повсюду спокойно плыть можно, а тогда каждый шаг мог стать последним, потому везде минировано, и потом немец то и дело нас с воздуха угощает. А обратно, помню, плывём, уже заморозки наступили, сало по реке пошло. Нам во что бы то ни стало втихомолку пробраться нужно, а у нас раненые. Повсюду - в каютах, на палубе, в салонах. Врачей мало, те, кто есть, с ног обились, люди стонут, а кругом вода, как ошпаренная, бурлит: немец бомбы бросает. Горячо пришлось, ничего не скажешь.
Он хмурится, забытая папироса гаснет в углу его рта.
- Да, - вздыхая, говорит Николай Антипьевич. - Ты об этом и понятия не имеешь. Да тебе в то время и лет совсем немного было.
- Ну уж, немного, - обижается Вера. - Вы тоже скажете, мне тогда тринадцатый год пошёл.
И она вспоминает о том, как вместе с матерью, братишкой и больным отцом скрывалась в ту пору в лесу, жила в землянке. Как тяжко, мучительно умирал отец, и они с матерью похоронили его там же, около их землянки: не было сил далеко отойти. И маленький братишка то и дело приставал к ней: «Вер, а Вер, пойдём к папане», - а она даже в ту сторону смотреть боялась. И ещё Вере представляется, как она ходила потом по пустым деревням, искала хлеба...
Николай Антипьевич как бы читает её мысли:
- Да и тебе тоже тогда досталось, - говорит он. - Всем крепко пришлось.
Они молчат, и молчит спокойная, мягко спустившаяся, едва тронутая осенней свежестью ночь. Потом Николай Антипьевич спрашивает:
- Ну, а какие подарки думаешь домой привезти?
- Всякие.
Вера оживляется:
- Матери пальто тёплое привезу, с меховым воротником, брату ботинки и книги. Целый лист исписал, какие книги ему требуются.
- Толковый парень он у вас растёт, - кивает головой Николай Антипьевич. - В школе лучше всех учится.
Вера даже краснеет от радости: Николай Антипьевич напрасно никого не похвалит. Она знает, какой это вдумчивый, любящий во всё вникать человек, несмотря на свою занятость, он часто бывает в школе, интересуется, как дети учатся, да и вообще, что говорить, за всех у него душа болит, обо всех думает, - одним словом, настоящий хозяин?
Ещё темны и молчаливы берега и черна вода, но уже повеяло прохладой и на горизонте светлеет узенькая полоска - предвестник недалёкого рассвета.
Спокойные доселе волны вдруг начинают взволнованно биться о борт баржи. Николай Антипьевич вглядывается в даль. Потом он негромко говорит:
- Сейчас «Онегин» пройдёт. Маленький, а быстрый и проворный. Быстрее его, пожалуй, по всей Волге не сыщешь.
Не видя лица Николая Антипьевича, Вера чувствует, что оно всё прояснилось, затеняясь улыбкой. Когда пароход подходит ближе, Николай Антипьевич встаёт и, приставив руки ко рту, кричит:
- Василий Иванович, а Василий Иванович!? Где ты, друг?
Далеко по реке разносится его громкий голос, и эхо долго повторяет: ий... ич... ы... уг...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.