Хлеб

- Ты что здесь делаешь, колхозник?

- Я не колхозник, я единоличник, - угрюмо отозвался он.

- Как так? - опешила она. - Как тебя звать - то?

- Леонид... Зобнин, - ответил он. - Моя мать шали вяжет в кооперацию.

- Так, Леонид... Шёл бы ты ко мне в помощники со всей своей бригадой. Будете коней на водопой гонять, к машинам приучаться. Пойдешь? Да что ты молчишь? Может, ты ничего не умеешь?

- Я всё умею! - самонадеянно сказал Леонид.

- Тогда - по рукам!

И вот они всей вольной «бригадой» подростков, отбившихся было от родительских рук, стали расторопными и неутомимыми помощниками Самсоновой - коноводами, ездовыми, веяльщиками, скирдовальщиками, сборщиками золы и прочих удобрений и даже чтецами газет в звеньях бригады: Пётр Меньшиков, Леонид Зобнин, Пётр Величков...

- Настоящие колхозники! За комсомолом пошли! - говорили теперь о них в Ключёвке.

Помощь их была ощутительна и как нельзя более кстати: в колхозе мало рабочих рук и много земли. И если «Третий решающий» управился с уборкой и сдал государству сверх 70 тысяч пудов зерна ещё 12 тысяч пудов, в этом успехе его немалую роль сыграли «Нинины помощники». Из них и впрямь вырабатывались, к вящему удовольствию матерей, «самостоятельные люди», рачительные молодые артельные хозяева. Пётр Величков, к примеру, заработал в прошлом году 263 трудодня, - дай бог, каждому взрослому!

Нина сумела передать молодёжи свою любовь к колхозному труду. Эта же любовь к «земле - кормилице» сблизила её с Овсянниковым, хотя Самсонова росла в иных условиях, в иное время, в иных местах. Она родилась на Смоленщине, в лесной деревне, которую в войну сожгли немцы. Земля её родины была суглинистой, трудной, скупой, да и той было мало. И когда из Зауралья приехали гонцы звать к себе людей, которые не боятся «просторного» труда, она с радостью откликнулась на их призыв.

Так встретились на бригадном стане за Уем старый уральский хлебороб и смоленская комсомолка.

Вечереет. От омётов на подтаявший за день снег ложатся длинные синие тени. В воздухе стоят чистые предвесенние запахи. Так пахнут первые подснежники. Вот - вот, гляди, прилетят грачи. В лёгких санках по дороге к Ключёвке едут двое: Овсянников; и Нина. Вокруг тишина и беспредельность степи. Полозья оставляют лоснящийся, чёрный, как сажа, след.

Некоторое время они едут молча, потом затевается разговор. У обоих одна дума: поднять нынешней весной как можно больше этих запущенных, целинных земель, по которым они едут. Николай Фёдорович рассказывает, что даже в единоличные времена, когда крестьянину удавалось кое - как «всковырять» здесь почву на самую малую глубину, она без всяких удобрений давала не меньше ста пудов с десятины. А теперь - то, при колхозном техническом могуществе - при тракторной - то обработке да при хорошем наблюдении, - что может получиться?! Вот и в сорок пятом году, ещё от войны не успели отойти, «Третий решающий» собрал на целине по 23 центнера с гектара!

Они возвращаются в село довольные тем, что видели. Снега на полях накопилось много. Пересечены эти поля щитами снегозадержания. На участках звеньев растут холмы удобрений.

Планы у обоих большие, но и Овсянников и Нина уверены, что их поддержит народ, как поддерживал всегда, когда они предлагали что - нибудь новое или указывали ошибки и упущения председателя колхоза Наливайченко.

В правлении колхоза они нашли необычно много для такого будничного дня людей. Оживлённый шум голосов знаменовал, что произошло нечто выходящее из ряда вон.

- А мы только вас и дожидаемся! - встретил вошедших районный работник, приехавший в колхоз. В руках его была газета. Он постучал карандашом о графин с водой:

- Товарищи колхозники, только что мы получили Постановление Пленума Центрального Комитета партии «О мерах подъёма сельского хозяйства в послевоенный период». Тут каждое слово нас с вами касается. Прошу внимания...

Но просить о внимании не было надобности. В переполненной колхозниками и колхозницами комнате стало так тихо, как если бы в ней никого и не было. Представитель района читал: