«Мы должны встретиться, Дмитрий, - написал я. - Среда, полночь. Приходи, буду ждать. Я приду во что бы то ни стало».

... Порой у меня является мысль, что где - то в нашем страшном, жестоком мире сидит бог войны, который зорко следит за тем, чтобы его неумолимые, освещенные веками догмы не были нарушены.

Мне не пришлось встретиться с Дмитрием, во всяком случае, так, как мне хотелось. В тысячный раз я припоминаю то одновременно и тревожное и радостное чувство, которое я испытывал при мысли о предстоящей встрече, и в тысячный же раз мой ум возвращается к тому страшному событию, которое произошло в ту роковую среду, в результате попытки осуществить эту встречу...

С усердием женщины, готовящейся к свиданию со своим возлюбленным, я, сидя в своем блиндаже, готовился к назначенной встрече с Дмитрием. Мое сердце билось безумной, неудержимой песней тайной радости. Императоры, премьер - министры, командиры, - никто и ничто не могло удержать меня и Дмитрия от предстоящего свидания.

И вдруг, с внезапной быстротой, на нас упал удар. В блиндаж ко мне неожиданно вошел мой товарищ по батальону, Раян.

- Слыхал? - спросил он.

- Слыхал - что? - в свою очередь спросил я.

- Шпион! Сегодня ночью патруль уходит па разведку с определенным заданием. Мы должны схватить этого «Джонни» или прикончить его на месте. Не знаю, видел ли ты, старина когда - нибудь небольшую хижину с соломенной крышей, которая стоит в овраге? Давно уже у меня были подозрения насчет этой хижины; один раз мне даже показалось, что я видел там свет, хотя в то время я не был уверен в этом. Но вчера я не только видел свет, но и самого «Джонни» - он спокойно прошел в десяти шагах от меня за деревьями, насвистывая, как куропатка. Я был так изумлен, что не знал как быть. Сперва он боялся даже говорить об этом, но потом сказал капитану будто я заметил в этой хижине целый форпост, промолчав, конечно, о встрече с «Джонни». «А когда это было?» - спросил капитан насторожившись. - «Приблизительно в полночь, сэр» - ответил я. -«Хорошо, - сказал старик, - сегодня ночью мы им покажем, какие бывают форпосты».

Мое лицо, отраженное в зеркале, перед которым я брился, мгновенно сделалось пепельно-серым, страшным. Что было в следующую минуту, я не могу точно сказать; я только смутно помню, что, подождав некоторое время, чтобы не показаться странным, я вышел из блиндажа, с трудом передвигая ноги, и побрел туда, откуда я мог смотреть - как смотрел много раз раньше - на огромную долину, по которой сегодня должен был пройти Дмитрий - если я не остановлю его - на верную смерть. Он должен был умереть с мыслью, что я, в ком он видел представителя нового лучшего мира, предал его в руки смерти. Если я не остановлю его! Но как я мог предупредить его? Если бы я даже мог добраться; до него, то где я мог бы его отыскать? Все, что я знал о нем, это то, что он находится где - то там, за обширной равниной, и что если я и не дам знать ему, он сегодня ночью будет убит; умрет с такой же уверенностью в том, что я убил его, как если бы я собственной рукой нанес ему удар.

Я не стану мучить вас безумными подробностями той ночи. Одной только пытки мне удалось избежать: вместо того, чтобы - быть посланным с тем отрядом, который должен был атаковать хижину, я был прикомандирован к другому, который, расположившись в дальнем конце оврага, должен быть отрезать путь отступления.

О состоянии моего ума, о моих переживаниях в те минуты, когда я шел с отрядом в засаду, я могу сказать немного. Мне кажется, что у меня не было никаких мыслей, никаких переживаний. Не знаю почему, но у меня сложилось определенное убеждение, что Дмитрий будет убит; и на душе у меня было совершенно пусто, как это бывает во время похоронной процессии с теми, кто провожает на кладбище дорогого покойника. Я как будто забыл обо всем, пока, после получасового ожидания, в дальнем конце оврага не раздались выстрелы. Тогда мое оцепенение сразу исчезло, и я бросился бежать в ту сторону.

- Поздно, старина! - со смехом встретил меня Раян. - Только один из них, но защищался, как черт! Получил прямо в живот... в двух местах, бедная крыса. Уже умирает... У тебя нет фляжки с водой?

В десяти шагах от меня, посреди оврага, по которому он метался еще пять минут назад, как затравленный зверь, ища спасения, лежал Дмитрий. Он умирал - не так, как военные художники ложно и красочно изображают умирающих на поле сражения, но со всей агонией безобразно зарезанного животного.

Он слабо потянулся губами к фляжке с водой, которую поднес ему ко рту санитар, и как раз в этот момент лунный свет упал мне на лицо, и я увидел, что он узнал меня. Через минуту мучения его кончились, но в эту минуту на лице его отразилась такая мука, какой я не видел ни на одном человеческом лице. Санитар, по-видимому, принял это за последнюю спазму умирающего, особенно мучительной смертью. Но я видел в этом лице совсем другое. Физическая боль менее всего отразилась в нем. Я понял, что Дмитрий Николаев умер самой безнадежной, самой ужасной смертью, какая только может выпасть на долю человеку, - умер не только сознавая себя жертвой безумного мира, но мучимый в последнюю минуту неопровержимой мыслью о том, что я, кого он считал своим другом, изменил союзу, возникшему между нами вопреки тому кровавому хаосу и вражде, которые окружали нас. Не боль, не ненависть, не какое бы то ни было, желание было написано у него на лице, а только чувство безнадежного, невыразимого отчаяния.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.