... Чем - то был этот день похож на Октябрьские дни. Динамикой ли молодости, чеканными рядами грузовиков, наполненных, до краев молодежью? Небо выбросило пурпурный флаг, и у самого края его, как символ, солнце, выпятив багровые губы, бросало приветствие отваге и надеждам.

Казалось, крылья большой птицы зашелестели в траве, шли батальоны в ногу, и песнь алюминиевых манеров бежала впереди их в вечерний лес. Когда по команде батальоны молодежи, хранившие в глазах и движениях поступь машин, выстроились прежде, чем идти в поход, вышел Сергей Сергеевич Каменев и, разделяя слоги, сказал короткое слово. И не потому, что он разъяснил значение игры и смысл ее, он был понят; в его спокойных на выкате глазах, спокойной посадке тела, несколько обрюзгшего, и деловых усах, посеребренных временем, как бы ожили тени гражданской войны. Казалось, что они широким потоком заполняли поляну, более широкую, чем Красная площадь.

Вечером батальоны пришли на ночлег и, разбив палатки и выслав дозоры, заняли лес. На горе, в деревне стоял штаб руководства. Я передал документы командиру батальона и вышел на дорогу. Неприятельский прожектор, раскрыв широкую глотку, вылуженную серебром, заставил меня зажмуриться.

Я прилег на сено, сложенное у края горы: меня окликнул верховой. В ночном сумраке я не разглядел его лица, но его ноги, отсвечивающие на луне, показались мне знакомыми. Я пошутил:

- Ишь ты, Аника - воин.

Но он ломким юношеским басом сказал:

- Я - лицо официальное, прошу со мной не шутить.

Он чиркнул спичкой и в ее неверном свете я угнал Мишку Конова с «Красной Зари». Я знал, он не поверит ни мне, ни моему документу, - раз дан приказ задержать неприятеля, он меня не отпустит. С быстротой, достойной лесного зверя, я нырнул в кусты, скрываясь от этого, хорошо мне знакомого парня. На его выстрел со всех сторон сбежались разведчики и, окружив кусты, двинулись штыками вперед. Я ускользнул от них (было так темно, что меня, пробиравшегося на четвереньках, можно было принять за собаку), и, когда вышел из опасности, услышал слова старшины.

«Вот так создаемся паника».

Я, смеясь про себя, хотел уже выйти из засады, как налетел на пешего связиста. Мы, минуту остолбенев, глядели друг на друга, в его глазах я, должно быть, в эту минуту выростах в грозную фигуру неприятеля - голос его дрожал, когда он меня окликнул: «Кто идет?» Я покорно отдался в его руки. Он хотел сначала меня перевязать своим поясом, но я ему напомнил устав, и он повел меня в штаб.

На заре, когда разведка донесла, что неприятель под напором первого батальона отступает к реке, и наша часть стояла на опушке леса, ожидая дальнейшего донесения, начальник части рассказал, как должна держать себя рота в подобном положении.

Попутно он вспомнил эпизод из гражданской войны, когда небольшая группа комсомольцев - «стальная сотня» взяла в плен чехословацкий «Полк Иисуса».

... Скрывшись в доме лесника, комсомольцы пропустили мимо себя чехословаков, не догадавшихся осмотреть дома. Очутившись в тылу у белых, рота с криком «ура» бросилась вперед. Паника охватила полк и, не слушая команды, «Иисусовы воины» бросились назад узкой лесной тропой.

- Тут, конечно, залегши с обеих сторон тропы, «стальная сотня» расстреливала их, как куропаток. Когда я прибыл на помощь, я застал гору трупов, человек 400, а остальных мы взяли в плен. Вот что обозначает психологически подействовать на противника. Выдели в таких положениях взвод охранения, который в свою очередь высылает двух разведчиков. Если им встретится неприятель, то по частоте стрельбы узнаешь его многочисленность. И тогда уже взвод вступает в дело. Если же встретится вот такой дом лесника - выставь штыки вперед и залетай с двух сторон. Уж тут неприятель в доме не выдержит, Его психология не удержится, чтобы не стрельнуть. Не дрейфь. Бери его на мушку. Выясняй количество. Если ты этого не сделаешь, он пропустит передовые части и расстреляет меня, вашего командира. Тогда часть растеряется и паника налицо.

Получив задание, и уже зная из донесений разведки расположение врага, мы двинулись с горы вниз, обходя размытое дождем ущелье. Залегая по дороге за каждый куст и возвышение, мы неудержимо неслись в едином стремлении выбить врага. Трещали назойливо пулеметы - деревянные трещотки - и под их прикрытием шли части. Воображение рисовало настоящий бой, кровь вскипала в молодых жилах, и крепко сжатые губы как бы не давали чувствам и мыслям вырваться наружу. Я пробрался вдоль цепи наверх, на выступ горы, где собрался штаб. Отсюда можно было охватить глазом плацдарм военных действий. Неприятель стоял на опушке леса, идущего зигзагом вдоль противоположного берега, и расстреливал в упор наши батальоны. Второй батальон форсировал реку. Бойцы шли гуськом для того, чтобы огонь противника не нанес бы им большого урона, и, очутившись на другом берегу моментально ложились на землю. Перебежками они продвигались все дальше и дальше, оттесняя противника в глубь леса. Тогда - то мы увидали, показавшееся нам позорным, наступление первого батальона. По настоящему увлекшись боем, батальон бежал по мосту, забыв, что по плану моста не существует, что, отступая, неприятель его взорвал. И на другом берегу первый батальон шел густыми колоннами, представляя собой хорошую мишень для неприятеля.

Кто - то из «руководства» тихо выругался, а начальник политчасти штаба Бойцов начал горячо доказывать, что наступление провалено. Но помощник главного руководителя, Курдюмов, стоял непоколебимо на выступе горы, вглядываясь через полевой бинокль в наступающие колонны первого батальона. Желваки играли на его щеках. Лес наполнился грохотом и шумом боя. Тогда Курдюмов подставив ладони рупором ко рту, крикнул

<часть текста утрачена>

головы. Потом он сразу прекратил пляс и закричал насмешливо и незлобно:

- Эх. Советскую власть все расшибем!

Но его отталкивали молодые парни, стараясь втиснуть его назад в толпу. Он не давался и кричал все громче и громче:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.