Февральским вечером 1915 года в дверь петроградской квартиры М. Горького позвонили трое молодых людей. В прихожей их встретил Алексей Максимович: «Пожалуйте, поэты. Прямо к столу...» Гостями знаменитого писателя были Владимир Маяковский, Василий Каменский и Давид Бурлюк - молодые поэты-футуристы, мастера словоновшества, «самовитого самоценного слова», как они себя называли. Литературные выступления этих поэтов сопровождались шумной полемикой в печати. Горький только накануне приехал в Петроград из Финляндии. Поэты тотчас направили к нему своего делегата - В. Каменского - с просьбой принять их: мнением и поддержкой Алексея Максимовича они очень дорожили.

Горький продержал Каменского у себя весь день: с обычной любознательностью выспрашивал обо всём и обо всех, заставлял читать стихи. Потом сказал: «Вы просто - молодые, оригинальные, весёлые, бунтующие поэты. Хорошие поэты, сильные. Мастера нового, свежего, крепкого слова. Молодцы! Так и надо. И ругают вас совершенно зря. Глупо ругают, особенно - Маяковского...» А на прощанье пригласил: «Пусть завтра к обеду вместе с вами пожалуют Маяковский и Бурлюк. Жду...»

Так началось знакомство Горького с Маяковским. В книге «Жизнь с Маяковским» Вас. Каменский следующим образом описывает вечер, который они провели в гостях у Алексея Максимовича.

«... Обед прошёл в тихих разговорах о странности отношений между старыми и молодыми поэтами.

- А ведь казалось бы, - говорил Горький, - тех и других у нас очень мало, н можно бы дружить, поддерживать друг друга на общую народную пользу, поскольку все вы идёте к неизбежной революции. Надо действовать под лозунгом: они - своё, а мы - своё.

Нам очень понравилась эта горьковская фраза-лозунг.

Бурлюк вытащил из кармана свою записную книжку, попросил автора записать это на отдельной страничке. На память. Алексей Максимович чётко написал: «Они - своё, а мы - своё. М. Горький». Маяковский заметно нервничал за столом.

Я с Бурдюком переглядывались, так как понимали, что Володе нестерпимо хотелось прочитать куски своей поэмы «Облако в штанах».

Он даже нашёптывал про себя отдельные строки. Горький засмеялся:

- Вот сразу видно поэта: стихи сами так и мечутся наружу, как огонь из печки.

Ну, пообедаем да и возьмёмся за стихи.

Едва пообедали и прошли в гостиную, как Володя уж стоял наготове:

- Толстой был прав, когда сказал: «Я не могу молчать». Я тоже.

- Ну, хоть Толстого признаёте, - ухмылялся в усы Горький, завёртывая папиросу, - и то ладно.

- Мы-то признаём, - улыбался Володя, - а только нас не признают. Но лично вас, Алексей Максимович, просто горячо любим, по-настоящему любим. Начинаю.

И Володя, слегка раскачиваясь на месте, будто на корабле стоял, начал медленно, густым басом читать пролог из «Облака в штанах»:

«Вашу мысль, Мечтающую на размягчённом мозгу...»

И я заметил, что Горький как-то удивлённо и радостно воспринял могучий тембр голоса Маяковского и чёткий, ударный ритм его мужественного стиха.

Мы не сомневались, что подобное мастерство исполнения Горький слышал в первый раз, так как поэты до нас, особенно символисты, читали безголосым гоном скучных начётчиков, изображающих какое-то священнослужение.

Маяковский читал монументально, будто громоздил горы.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.