На широкой ладони левой руки буфетчик Яша ухарски держит глубокую алюминиевую миску с теплой водой. От воды идет пар, и миска кажется похожей на шапку, из которой моются в бане. Правой рукой он сжимает мокрую мочалку, похожую на половую тряпку. Яша ходит от одного стола к другому, смахивает со столов крошки и всякие объедки шахтерских кушаний. Яша макает мочалку в миску и одним махом сбрасывает со стола всю - грязь и объедки.
- Сторонись, богачи, беднота гуляет! - кричит Яша, размахивая мочалкой. Грязь вместе с потоками воды летит на пол. Яша, не торопясь, идет к следующему столу.
Обеденный перерыв кончается. Громкоговоритель, шипя, исходит музыкой и пением рабочего полдня.
- А еще, товарищи, прослушайте...
Под самым громкоговорителем за большим столом расположилась шумная компания ребят, веселым разговором и хохотом порой заглушающая громкоговоритель. Из столовой один за другим торопливо уходят рабочие, а ребята спокойно сидят за столом, уставленным десятком пустых стаканов. Они, не торопясь, пьют чай и закусывают. Петька Шариков, размахивая большим куском черного хлеба, не спеша, досказывает про вечеринку у приятеля.
- Ясно, упились мы, как быки на водопое, и ничего не соображаем. А время позднее - под утро уж, и на улице светлеть начало. Гудки, слышим вроде, сквозь сон, гудят, поют. На работу, что ли? Ноги не двигаются. Приятель говорит нам:
«Чего вам, ребята, по такой рани таскаться? Заметят, что вы пьяные, под выговор попадете; глядишь, еще скандалить на улице вздумаете, в милицию заберут. Оставайтесь лучше у меня ночевать. Пол у меня широкий, все на полу поместитесь». Выпили мы еще по стаканчику, да и остались у него. Кто где спал, не знаю. Просыпаюсь я - никак не пойму, где я. Поднял голову, да так и осел: обо что - то стукнулся, искры посыпались, голова кругом, мутит. Огляделся, оказывается я под столом лежу и об крышку головой трахнулся. Выполз я наружу, отдышался, в себя пришел, вижу кругом на полу своя братва - Гришка, Васильев, Николай Вершков. Вот так история! Поглядели друг на друга - смешно: на работе бы нам встретиться надо, а мы тут вповалку. Хозяин догадался, дал опохмелиться и вроде намекает: «Выкатывайтесь, ребята, пора бы и честь знать». - «Ладно, говорим, уйдем. Только зачем ты нас, такая этакая, у себя ночевать оставил? На работу из - за тебя мы не пошли!» Он конечно в амбицию: «Кто хотел, - говорит, - на работу попасть, ушли от меня аккуратно и обстановку у меня не портили в течение всей ночи».
И начал он нас отчитывать. Народу у него было в гостях много, а он нас одних отчитывает. Обидно даже стало!
А тут еще жена его подошла с кухни. Так сразу на рубли все перевела. «На сто пять, - кричит, - из - за вас потратились, а удовольствия на понюх табаку. Десять литров горькой сожрали - не жалко, черт с ней. Мы, - говорит, - и сами пили. А вот селедок жалко - четыре кило маринованных селедок сожрали, мы и сами их попробовать не успели. И хлеба не впроворот слопали».
Не вытерпели мы, побили ему посуду чайную - вроде нечаянно задели - и ушли из этого дома.
Не выспались, на работу не попали, на улице слякоть, дождик идет, прямо тоска. На работу поздно - радио, вроде как сейчас, полдень передает. А тут еще мысли в голове: «Завтра придется сочинять - почему на работу не вышли»... А почему? Колька - вот он здесь сидит, - он сообразительный, он и говорит: «Давай, ребята, коллективно сочинение сделаем: будто работали все эти осенне - грустные дни без спецовки и все сразу простудились по такой собачьей погоде. А потому, мол, требуем новой спецодежды и улучшения бытовых условий»... Очень нам это предложение понравилось, и поручили мы Кольке как активному изобретателю написать декларацию в твердом тоне.
- Эй, граждане трубочисты, не пора ли вам со двора на работу! - появился около стола Яша. - Часы, как видите, приближаются к критическому моменту...
- Да, что рассказывать: пришли на другой день, ругает нас заведующий: «Из - за вас, - говорит, - шахта в прорыве, угля страна требует» - и все такое пятое - десятое по штату.
«Каждый, - говорит, - прогул угольного рабочего обходится стране в две тонны угля. Понимаете вы это, несознательные и механические граждане?» А мы ему в ответ, как песню без слов, колькину декларацию в нос: пожалуйте!... Прочитал он, плюнул, прогульщиками назвал злостными и все такое. «Становитесь, - орет, - скорее на работу, не прохлаждайтесь... Доберемся еще до вас». «Просим, - отвечаем ему, - не ругаться и потише, без зажиму самокритики».
- Стали?
Ясное дело - стали. Попросил он, мы и стали. Наши ребята уважительных заведующих уважают, - рассмеялся Шариков.
- Вы все рассказали, товарищ Шариков? - неожиданно раздался незнакомый голос.
Тут только ребята заметили, что за их столом сидел посторонний их компании человек. Сидел он, прикрытый цветком, и, оказывается, все слыхал. Старичок работал в литейном, все его знали хорошо, а вот тут как - то случилось, не заметили его из - за этого цветка и сплоховали.
- Подтверждаете свой рассказ, товарищ Шариков? - спросил старичок и протер очки, словно для того, чтобы получше разглядеть всю компанию.
- Это анекдот я рассказывал, Василий Антоныч, а не факт.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.