Но неделю спустя насос и вентилятор опять были упразднены, опять шахтеры задыхались в сгущенном воздухе, опять стояли они по щиколотку в воде.

И одно удовольствие было тогда слушать, как сливались в четверном хвалебном гимне ругательства голландцев, лимбургцев, валлонов и поляков.

Вот тогда - то и еще три дня спустя, когда было объявлено новое снижение сдельной заработной платы, у многих шахтеров глаза раскрылись, и наступило время, благоприятное для того, чтобы Антон Моленар мог ловить рыбу в мутной воде.

Продавец христовых изображений уже давно прошел, совсем вдали едва слышен крик детей. Антон бросает свою потухшую папироску и медленно идет в дом, чтобы поужинать перед отправлением на ночную работу в шахте. Он перебирает в уме еще раз тех из ребят, которые войдут в будущую ячейку комсомольцев. Это Кес Карл, раньше работавший в Германии, уже приобщившийся к коммунистическому движению и сверх всего очень популярный среди товарищей благодаря своей мастерской игре на цитре. Затем друзья Карла: Пит и Гэйс Фермейлен, Мартен, кондуктор герлендского трамвая, и наконец, разумеется, Дорус - единственный природный лимбуржец среди них. Последнее в высшей степени важно для втягивания в работу других лимбургских ребят; но, с другой стороны, Дорус является как раз наименее развитым из всей группы.

Антон решает сегодня взять с собою в шахту одну из своих старых антирелигиозных брошюр, например брошюру Брунхейзена о скандалах и безнравственности в монастырских школах.

Под землей положение несколько изменилось. Шахтеры работают теперь изо всех сил, чтобы наверстать потерянное время. Со страшным напряжением, в поту, Антон и Дорус едва могут справиться с числом вагонеток, приходящих наверх. Приходит штейгер и приказывает убрать предохранительные тормоза так, чтобы можно было одновременно вести три вагонетки. Круглый кусок дерева на рельсах заменяет тормоз.

В течение некоторого промежутка времени мальчики работают, не имея возможности урвать ни одной минуты для разговора. Но потом внизу что - то случается, и примерно в течение получаса ребятам приходится сидеть, ничего не делая.

Как обычно, слово принадлежит Антону. Сначала он говорит об основании комсомольской ячейки, о предстоящем первом собрании в воскресенье на Хексенберге. о товарище из Арнхема, который приедет, чтобы сделать им доклад. Затем медленно и постепенно он подходит к антирелигиозной кампании. Он начинает с шутки: «Когда сюда приезжала королева, ее разумеется сопровождал супруг - ничтожный Хэйнтье. Как известно, принц - лютеранин, но, несмотря на это, ему волей - неволей пришлось посетить нововыстроенный монастырь в Анбосе. Там, сидя в большом приемном зале, он пришел к заключению, что католицизм, несмотря на свою полезность для государства, является все же идолопоклонством, но что пиво, которое варят здесь отцы - монахи, ни в коем случае не уступает его родному мекленбургскому пиву. И с большим удовлетворением осушая шестую кружку, он заметил на степе портрет какого - то аббата и спросил у сидевшего рядом с ним настоятеля: «Ведь это конечно портрет вашего отца?» Разумеется, среди придворных большое замешательство; покашливаниями и чиханием стараются обратить внимание принца на неудачливость его вопроса. Принц озирается вокруг, понимает, что сказал нечто несуразное, поспешно хватается за седьмую кружку пива и быстро говорит, заглаживая свой промах: «Ах, да!... Простите меня, пожалуйста!...

Я совсем забыл, что у монахов не бывает отцов!...»

И что же?.. Дорус не рассердился за неблагочестивый рассказ, наоборот он громко хохочет, это как раз подходящий момент для вручения ему антирелигиозной брошюры, а он сам, Антон, отправится вниз посмотреть, почему собственно прервалась работа шахтеров.

И Дорус читает брошюру: острое и захватывающее повествование совсем не для лимбургского мальчика, которому еще не исполнилось восемнадцати лет.

Он читает и читает при бледном свете своей шахтерской лампы, он так погрузился в чтение, что не слышит шагов штейгера, приближающегося к нему по низкому коридору.

И прежде чем он успевает опомниться, штейтер уже стоит перед ним, прежде чем он успевает об этом подумать, штейгер уже вырывает у него из рук брошюру и читает ее название... Даже при слабом свете лампы видно, как штейгер полиловел от злости.

- Ты... ты... сын шлюхи! - кричит он и взмахивает над Дорусом медным молотом, который всегда носит при себе.

Испуганный Дорус отпрыгивает назад, он роняет свою лампу, спотыкается, задевает кусок дерева, заменяющий тормоз, дерево соскальзывает с рельсов, вагонетки приходят в движение; с криком ужаса смотрят Дорус, и штейгер, как пустые вагонетки с грохотом исчезают в темном колодце.

В течение двух секунд им не слышно ни - чего, кроме грохота вагонеток, потом вдруг отчаянный крик, глухой удар и ничего больше...

Три дня спустя, в воскресенье, Антона Моленара хоронили на неосвященной земле кладбища в Требеке. У могилы кроме его родителей стояли Кэс Карл, Пит и Гэйс Фермейлен, Мартен, Дорус и товарищ из Арнхема.

Через два часа на Хексенберге состоялось первое собрание комсомольцев Требека.

С голландского с рукописи перевел А. Э. Сипович.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.