О книге хорошо писал великий русский писатель-демократ Герцен: «... В книге не одно прошедшее; она составляет документ, по которому мы вводимся во владение настоящим, во владение всей суммы истин и усилий, найденных страданиями... она - программа будущего».
Мы изучаем старую книгу не только как редкость. Мы видим в ней произведение труда мастера набора и печати, создание определённого сложного производственного процесса, менявшегося в разные времена. Исследовать старые книги бесконечно интересно. Их шрифт, их бумага, их убранство полны смысла и значения для вдумчивого глаза. История техники рассказывает о прошлом красноречивее многих других отраслей истории. А в книге не только техника. В ней мысли и чувства. В них отражены и организация производства, и работа писателя, и заботы редактора-издателя.
Есть книги, которых мы больше не читаем. Но и они не перестают быть для нас интересными. Интерес этот становится другим, не читательским. Какое-нибудь старинное Евангелие оказывается порою украшенным рукою большого художника. В старые времена книги церковного назначения часто оформлялись совсем независимо от содержания. На их страницах рядом с богослужебным текстом помещались изображения зверей, птиц или цветов, а также людей за повседневной работой. Художник как бы «развлекался» в книге, совсем не предназначенной для художественной забавы. И мы сейчас ценим эти книги за их убранство, за взнос художника. Ибо эти старинные книги помогают нам дать ответ на вопрос о том, откуда пошла книга, откуда и когда пришла она в нашу страну.
Ответ на это только отчасти дают весьма немногие и неточные документы. Их недостаточно, но зато сами старые книги при вдумчивом анализе открывают все секреты того, как, кем и когда они были сделаны. Изучая их, мы как бы вновь присутствуем при сложных и высоко интересных событиях культурной жизни прошлого. «Будем уважать книгу», - говорил в своё время Герцен в речи при открытии публичной библиотеки для чтения в Вятке. Будем не только уважать и любить, но и изучать книгу как создание человеческих рук, как продукт духовной и материальной культуры.
История книги - наука молодая, но высоко интересная, как часть общей истории культуры. К сожалению, она до сих пор «богата» разными неточностями и даже ошибками. В этой небольшой статье нам хотелось бы совсем бегло обозреть основные этапы развития книги в нашей стране, обратить внимание на те её черты, которые могли бы быть признаны национальными.
Первою национальною особенностью, характерною для книжной культуры в России в прошлом, начиная с самых древних времён, была любовь к книге и к чтению, о которой нам сообщают очень много данных наши старые летописи, предания про Мудрого Ярослава Киевского, про царя Ивана Грозного. На древнем русском языке «почитать» означало и «оказывать почесть» и просто «читать». И грамотные люди и переписчики книг в эпоху рукописной книжной культуры были у нас окружены особым уважением. Любовь к книге выражалась и в её уборе. Начиная с XI века наши рукописные книги украшались «заставками» - украшениями в начале текста, причём самое слово «заставка» происходит от глагола «заставили» - «украсить». Миниатюры в книге, порою очень сложные, ярко-цветные и узорные.
обычно изображали легендарных авторов старинных книг, но также и диковинных зверей и растения, виденные древними путешественниками хотя бы в Индии; часто изображались в рукописных книгах и исторические события из жизни нашей Родины.
Рисунки эти не особенно высокого качества, как изображения реальности; многого ещё не умели изображать мастера старого русского искусства; но порою в деталях убора, в рисунках букв новгородских рукописей XIV века явно выражены правдивость и реальная жизненность - вторая драгоценная для нас национальная черта русского книжного мастерства. Таких букв, как те, которые делались новгородцами в указанное время, мы не найдём нигде. Чего стоит, например, одна буква «М», которая составлена из фигур двух рыбаков (две «палочки» буквы), держащих между собою сеть с пойманной рыбою (косой угол между «палочками») и переговаривающихся между собою! Над одной фигурой - «палочкой» - написаны слова: «Потяни, коровий сын», а другая фигурка - правая «палочка» буквы - отвечает: «Сам ты таков».
Третьей чертой, характерной для древней русской книги, являются неутомимое искание нового, стремление всё найти самим, всё проверить, всего достигнуть по-своему. Так надо воспринимать появление и первые шаги у нас книгопечатания, новой техники, передового великого изобретения, бывшего на Западе известным с XV века, у нас - с середины XVI. Впротивовес мнениям довольно многих писателей недавнего времени мы сейчас должны считать твердо установленным, что введение книгопечатания в Москве было делом самих русских людей, которые по-своему, на основе собственных опытов, создали ранние русские печатные книги, заимствовав у Запада только самые основы набора и печати с подвижных литер.
В убранстве первые русские печатные книги исходят от рукописных, стоявших в то время на особенно большой высоте. Можно считать доказанным, что из рукописей, преимущественно изготовляемых тогда в Сергиевой лавре, под Москвою, вырос наш чудесный «старопечатный» орнамент. Самая наша техника печатания книг красной и чёрной красками непохожа ни на какую иную. На Западе в два цвета печатали с двух печатных форм набора - сначала чёрные слова, затем - все красные добавки. У нас же раскрашивали одну печатную форму одновременно в две краски и печатали сразу.
Здесь нет, к сожалению, возможности всё это излагать и объяснять подробно. Но вот что надо знать: великий русский печатник «книг пред тем невиданных», Иван Фёдоров, имя которого известно всем, не был первым русским книгопечатником! У него был предшественник. Первая книга Ивана Фёдорова вышла в 1561 году. В Историческом музее в Москве найдена другая книга, не имеющая печатных указаний о том, когда она выпущена в свет; но на ней есть надпись, говорящая о том, что её пожертвовали в один из северных русских монастырей в 1559 году, то есть, что она была готова, отпечатана, за пять лет до первой книги Ивана Фёдорова! Таких книг, напечатанных до Ивана Фёдорова, известно теперь четыре, и ещё две отпечатаны одновременно или несколько позже Ивана Фёдорова, но не им. Это вновь очень сложный вопрос, богатый возможностями научных споров. Но вне споров одно имя, сохранившееся в двух письмах Ивана Грозного от 1556 года: это имя Маруши Нефедьева, которого Грозный называет «мастером печатных книг». В 1556 году у нас должна была быть экспериментальная хотя бы типография, раз был у царя доверенный мастер книгопечатания! Указанные четыре книги и вышли, должно быть, из его печатни. Они изданы хуже, чем в 60-х годах, печатал книги Иван Фёдоров.
Имя последнего мы будем всегда высоко ценить. Он был прекрасным мастером книги, художником, резавшим шрифт и украшения. Он реформировал все процессы печати, в частности ввёл двухпрокатную красную и чёрную печать, трактуя её, однако, по-своему, вновь не так, как на Западе. Роль Ивана Фёдорова во всей нашей культуре огромна. Доказано, что он знал ряд западных книг с гравюрами, откуда брал образцы для своих, - только не слепо копируя, а творчески перерабатывая, переделывая примеры классического или реалистического искусства Запада на русский лад, борясь с Западом, критикуя его, исправляя его, достигая лучших результатов. Всё это очень важно. Ивана Фёдорова нам надо понимать как новатора, знающего лучшие новинки мирового искусства его времени, для того чтобы уметь перегнать их. Деятельность Ивана Фёдорова была высоко плодотворна не только для Москвы: уехав из Москвы, он продолжает своё печатание в Белоруссии и затем становится пионером печати на Украине.
Но сколько ещё замечательных черт может отметить история русской книги! Основною техникой украшения книг была в XVI - XVII веках у нас, как в значительной мере и на Западе, гравюра на дереве. Резали её ножами на грушевых досках. Но и на Западе и у нас теперь типография не даёт более 40 - 50 тысяч отпечатков с деревянных досок. У нас же в Москве в XVII веке добивались получения с одной доски до двухсот тысяч отпечатков.
Русская культура в области печатной техники была в прошлом часто необыкновенною. Мировых рекордов выносливости деревянных гравюр, достигнутых в старой русской книге, до нас не отмечал никто...
Есть и ещё одна драгоценная для нас национальная особенность русской книжной культуры, старой и новой: её идейность и её демократичность. Если задать себе вопрос в лучших достижениях нашей книгоиздательской практики в XVIII веке, то надо отметить, что и при Петре Первом, преобразователе, и при известном издателе-просветителе второй половины столетия, Н. И. Новикове, наша книга уже ставила себе задачи принципиального характера. Она служила знанию. Она распространяла научные сведения. Её убранство отражало это в содержании самих украшений. При Петре был введён новый шрифт, которым мы пользуемся и теперь.
Русская книга постоянно реформируется откликается на все достижения мировой техники, но всегда умеет оставаться сама собою. Её драгоценное качество, тесно связанное с её реалистичностью и идейностью, - это её простота. Нет ничего более простого и чёткого, нежели внешность знаменитого «Путешестви» из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. В первой половине XIX века методологическое обоснование этой простоте и чёткости дал не кто иной, как А. С. Пушкин. Он настаивал на том чтобы его книги издавались абсолютно просто, без всяких завитков и линеечек. Это очень характерно для Пушкина. В своих известных высказываниях о русском слоге Пушкин устанавливал для него требование точности и опрятности (впоследствии говорил Пушкин и о соразмерности и сообразности). Эти четыре требования полностью надо уметь применять и к книгам.
В XIX веке, в великом столетии, когда после Пушкина боролись, писали, творили Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов, когда родились в одном десятилетии Ленин и Сталин, русская книга была выразительницей освободительного движения на всех его этапах. Следить эти её пути - особая тема. Здесь хотелось бы подчеркнуть только следующее. Великий русский критик Белинский в ряде статей и рецензий останавливается на вопросах оформления книги. Он умеет ценить и заслуги издателей, удешевляющих книги, и качества художников, снабжающих книги иллюстрациями, оформляющих книгу.
В 40-х годах XIX века два мастера, оба молодые, выдвинулись в русской книге своими рисунками, тренируемыми на дереве. Это были В. Тимм, родом из Риги, и А. Агин. О Тимме Белинский говорил, что он лучший у нас рисовальщик, но что в его таланте нет ничего русского. Про Агина Белинский писал с особенной теплотой, подчёркивая знание им России, называя его за это знание великим мастером. Белинский был, конечно, прав. Новою, очень важною чертою русского книжного искусства этого времени становятся его направленность на изучение действительности, честный, правдивый и принципиальный анализ новых явлений, бесстрашный, порою сатирический показ отрицательных черт реакционной поры. Русской книге, как и всей русской культуре, было трудно. Цензура была свирепой. Много книг гибло. Останавливались многие предприятия издательского прогрессивного типа. Примером может служить попытка великого поэта Н. Л. Некрасова издавать книжки для народа. Но передовое наше искусство, литература, живопись, книжная иллюстрация боролись доступными им средствами за познание мира и за интересы трудящихся. Агин рано сошёл со сцены; но у него появились преемники. Из них хочется назвать имя П. М. Шмелькова; мало кто знает, что в 1861 году вышла в свет книга доктора Голицынского «Очерки из фабричной жизни» с чисто реалистическими и очень живыми иллюстрациями работы Шмелькова. Это - первое, может быть, правдивое изображение пролетариата в нашем искусстве.
В конце века в русскую книгу входит фотомеханика - новая техника, позволяющая с быстротой и точностью обогащать книгу иллюстрациями, чертежами и всеми иными нужными приложениями и украшениями. Строго проста по издательской внешности ранняя наша революционная книга; на другом полюсе роскошна и часто «аляповата» богатая книга, издававшаяся в небольшом числе экземпляров для верхов господствовавшего класса. В начале XX века, в преддверии Октября, русская книжная культура отразила всю противоречивость, всю раздвоенность и беспорядочность литературы, искусства, буржуазной идеологии тех дней.
Советской книге двадцать девять лет. В наступающем году её тридцатилетний юбилей будет заметной частью великого праздника тридцатилетия советской власти. За эти тридцать лет наша книга прошла огромный путь. Всё это время она была сопровождаема бережным и в то же время требовательным вниманием наших вождей В. И. Ленина и И. В. Сталина. В Музее Ленина хранится записка Владимира Ильича, направленная в Госиздат с суровым выговором за низкое качество издания важной политической брошюры. В 1932 году развёрнутой критике был подвергнут формализм в издании детских книг. Очень важное оперативное требование об улучшении качества оформления книг выдвинул ЦК ВКП(б) в июле 1945 года. Партия и правительство неустанно следят за качеством книг как в области их содержания, так и в области их художественного и полиграфического выполнения.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.