В истории коммуны не было случаев выступлений против уравнения зарплаты, об этом даже и старожилы коммуны не упомнят.
Все мелкие расходы производятся самими коммунарами, забирающими потребные гривенники у наркомфина. Есть общие закупки - бумага, перья, карандаши, струны.
Стрелкину на одном заседании совета поручили заведывать струнами. Стрелкин приуныл - струны рвутся у музыкантов часто. Как ему быть, как учитывать струны, за чей счет списывать? Он получил инструкцию: если кто сам не скажет, что он порвал струну, то списывать ее в расход и выдавать новую за счет общих средств. Если будет обнаружен виновник - вписывать расход на струну в его лицевой счет.
Коммуна, таким образом, расчетлива до мелочей. И это в известной мере правильно: счет копеек заставляет ребят бережно относиться к имуществу.
Струна и учет ее у некоторых вызывает усмешки.
- Вот так коммуна! Пошевелиться не дает. Разве это коммунистический принцип?..
Струна имеет больший смысл в строении коммуны, чем это может показаться с первого взгляда.
Мы сидели у черной пылающей печки за шахматным столиком. Моего собеседника разъедал вполне понятный скепсис.
- Я думаю, что у нас в коммуне мало коммунистического. Ребята несознательные. Вот читали мы книжку Янковского «Коммуна 133-х». Так там организована у ребят лавка без приказчика - каждый берет себе из нее, сколько ему нужно, и записывает стоимость товара. Никто не жулит, лавка дает даже прибыль. А у нас? Ого!... Поставь такую лавку - мигом разнесут!... И, конечно, забудут записать, кто что взял, - ехидно добавляет мой собеседник.
- Хотели и мы такую лавку организовать. Решили, что будет это левый загиб. Нужно считаться с условиями. А условия эти видите какие. Расти надо да расти до коммунистического быта...
Скептик прав только наполовину. Коммунистического в коммуне не мало. Но то, что ребята не обжились в коммуне, что нет в них полного сознания и ответственности за свое высокое звание - также верно.
Члены совета часто в претензии. Не слушаются. Насмешки строят. Дисциплина аховая. Усмиряют картошкой. Виновных - за чистку ее, в дополнительный наряд сажают. Помогает мало.
- Иногда обидно бывает за несознательность ребят, - жалуется один. - Что-нибудь скажешь - кричат: «А ты что привязался? Что хочу, то и делаю»...
Со стороны это «что хочу» безобидно. Парни подрались, затронули девчат, завели перестрелку подушками. Все это не выходит за нормы. Но трения на дисциплинарной почве постоянно разгораются. Одно время шалунов хотели даже исключить из коммуны. Эти факты из области «обнаруживания темперамента» и «проявления личности» не заходят далеко. Странно, если бы среди фабзайчат была бы суровость нравов монастырских послушников и чинность институток. Факты эти говорят о другом. Взаимоотношения коммунаров с советом не установлены на товарищескую ногу. Необходимое дисциплинарное подчинение выбранным в свой «орган диктатуры» не признается. Бузливость ребят несет за собой срыв правил порядков коммуны.
Скептик у печки повествовал мне, что сплошное общежитие у нас, никакой ответственности друг за друга, никакого взаимного понимания. В интернате тоже ведут себя не лучше. А мы - коммуна»...
Интернат или коммуна? Одним свободным вечером был длинный разговор на эту тему в столовой. Нашли, что основа верная, коммунарская, а построить свой быт не по интернатски не хватает силенок. Многого не хватает в коммуне. Не хватает сплоченности. Не хватает чувства ответственности перед коллективом. Не хватает понимания ежечасного, ежеминутного понимания того, что знамя коммуны нужно держать высоко.
Ребята говорили, что коллектив коммуны должен выделиться в фабзавуче по «академике». Этого нет. У многих «академика» хромает на все четыре копыта. Коммуна не нашла в себе достаточно сил, чтобы создать организованную помощь отстающим в учебе. До последнего времени в коммуне не было в составе академического сектора. Не создано бригад, нет соревнования. Нельзя же забывать, что конечная цель коммуны - воспитать хороших квалифицированных рабочих-общественников. Поэтому сейчас особенно нужно наседать на «академику», особенно тем, кто не ладит с ней. Здесь коммуна не нашла никаких форм коммунарского воздействия. Никто не обращает внимания на эту важную сторону жизни. В коммуне одно - завтрак, обед, ужин, койка, товарищи, журналы. На учебе и работе - другое. Там коммуна не имеет своего внутреннего продолжения. И в этом смысле коммуна осталась интернатом. Они ссылаются на постоянный приток новых членов. Конечно, необработанное сырье мешает строить коммуну, но и «старички» не очень далеко ушли от «сырья».
Ребята не умеют организовать досуг. Вечера проходят в шумном, но бестолковом движении. Несколько струнных инструментов получают чрезмерную нагрузку. Может быть, недаром Стрелкин волновался о струнном запасе. Иные читают по собственному выбору. В ходу приключенческая литература из местной библиотеки. Девчата тоскливо занимают излюбленную позицию у теплой печки. Особое оживление на кухне.
Около работающих всегда толчея свободных от нарядов. Рыжий Петухов ловит за пояс платья Эстрову клещами для гвоздей и, делая выпад против коренастого паренька, пытается вырвать ему больной зуб теми же устрашающими клещами.
Если зайдет какой-нибудь интересный разговор, гитаристы умолкают. Зато они пользуются каждым перерывом в разговоре, чтобы вставить в него несколько аккордов.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.