В воротах показались синие мундиры. Три, четыре, пять... Они заполнили весь широкий проход. Шаг за шагом протискивались они в глубь двора, прокладывая дорогу резиновыми дубинками. Из толпы неслись дикие выкрики.
- Долой правительство, обрекающее рабочих на голодную смерть! - раздавалось со всех сторон.
В промежутках тихо слышались приказания:
- Не расходиться! Оставаться на месте!
Между цепью полицейских и собравшимися во дворе открылась пропасть. Ганс Хольстер стоял в кругу молодежи. Он не видел отца, стоявшего перед цепью полицейских. Некоторым из полицейских удалось пробраться в коридор помещения. От них отделился офицер с револьвером наготове и сделал два шага по лестнице вниз.
- Я требую от всех выйти во двор. В противном случае буду стрелять! - сказал он.
Молчание было ответом. Хольстер оглянулся вокруг. Пошевелился ли кто-либо? Несколько секунд - долгих как день - отстукивали в груди у всех. Взгляды устремились на поднятый револьвер. Хольстер поднял высоко голову и прямо посмотрел в глаза офицеру, который снова повторил угрозу... Первый ряд безработных не шелохнулся.
«Если кто дрогнет, - подумал Хольстер, - все пропало. Только бы не спасовать!»
Далеко внизу раздался неясный выкрик:
- Долой правительство, обрекающее рабочих на голодную, смерть!
Офицер отскочил назад. Словно волна облегчения пронеслась над толпой.
- Долой! Долой! Долой! - бурной волной прокатилось с лестницы по двору.
Полицейские бросились на первые ряды с поднятыми дубинками и с револьверами. Хольстер почувствовал, как рука соседа вдруг задрожала. Он закричал:
- Ни с места!
В этот миг раздался первый выстрел. Глухой крик пронесся и замер во дворе. Со всех сторон полетели камни в полицейских. Выстрелы сыпались один за другим, вызывая ответные предсмертные крики. В панике толпа бросилась назад по лестнице.
На цементированном дворе лежал Хольстер, лицом уткнувшись в землю. Он был мертв. Многие шатались от ран. Другие поднимали тяжело раненых. Ганс скатился с лестницы и, в тот же миг, на него посыпались удары резиновых дубинок.
- Сволочь, негодяй! - сыпались эпитеты вслед за ударами. Все в остервенении набросились на Ганса. Удар за ударом. Еще, еще! Шатаясь, выскочил во двор, который страшно кружился у него в глазах. Вход - окно - окно - окно. Он бросился в одном направлении, получил новый удар и свалился на землю. Поднялся, сделал два шага. Рот конвульсивно передернулся. Пальцами нажал рот, вымучил слово:
- Отец! - и потерял сознание.
Два железных обруча обхватили его руки. Полицейские поволокли его пинками к грузовику. Один направил на него револьвер Ганс лежал с бледным, безжизненным лицом. «Сволочь, негодяй» уже не доходили до его сознания. У него в ушах дивной музыкой звучали звуки «Интернационала» и «долой», которые дружно подхватила толпа демонстрантов.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.