Кедрин принадлежит к числу ярко выраженных «бытовиков», т.е. другими словами, в своих произведениях он прежде всего отталкивается от быта. И главное достоинство Кедрина именно то, что осознание быта у него социалистическое. Быт осознает человек социалистической эпохи. Отсюда оптимистический характер творчества Кедрина.

Даже в кедринской «Кукле», вещи, на мой взгляд, наименее удачной изо всех, есть этот здоровый оптимизм, хотя быт в этой вещи выглядит мрачным и тяжелым. Правда, выход из этого быта для бедной девочки с куклой найден несколько искусственно. Ее спасители - комсомольцы - несколько напоминают добрую фею в старинной сказке. Но все же выход найден. Выход всегда есть у Кедрина, а ведь этим в конечном итоге определяется «нашест» поэта, т.е. наш он или не наш, близкий или чужой.

После стихов Кедрина хочется и жить и работать, а это и есть подлинное социалистическое мироощущение. Это то, чем определяется нужность поэта в нашей стране.

Теперь хочу сказать несколько слов о сюжетности вещей Кедрина. Введение сюжета было второй «нечистой» струей лирики. Именно так понимает сюжет Смеляков. Для Смелякова сюжет - это замутнение лирики, снижение ее. Должна сказать, что я, как все бывшие конструктивисты, выросла на сюжетных вещах в стихах. Может быть тяга к сюжету - это детская болезнь? Возможно. И все же через эту болезнь полезно пройти для окончательного выздоровления.

Сюжет - прекрасный организатор материала. Овладевая сюжетом, поэт овладевает материалом. Он владеет материалом, а не наоборот, что очень часто случается у вашей молодежи. Иной молодой поэт до такой степени захлебывается в материале, что так и хочется бросить ему спасательный круг. Сюжет - это дренаж, не дающий расползаться материалу в разные стороны.

Третьей «нечистой» примесью лирики считалось введение в нее публицистики или «журнализма», как выразился Смеляков. Опасения Смелякова напрасны. Генриху Гейне например «журнализм» не только не повредил, но сделал его зачинателем новой лирической школы.

Итоги вышесказанного следующие. Вторжение в лирику быта, сюжета и «журнализма» с нашей теперешней точки зрения не есть замутнение лирики, а ее обогащение и углубление. Конечно непременным условием является прохождение всего этого через лирическое «нутро» поэта. Его личное участие необходимо.

В вещах Кедрина есть все эти три элемента: быт, сюжет и публицистика. Но от этого они ничуть не менее лиричны.

Но у Кедрина есть другое опасности. Это в первую очередь чрезмерная успокоенность, очень странная в таком молодом поэте.

Если бы я не знала о возрасте Кедрина, я, пожалуй, подумала бы, что все это пишет некий седовласый Анатоль Франс, приемлющие мир без каких бы то ни было коррективов.

Эта умиротворенность, эта успокоенность Кедрина выражается в несколько искусственно бодрых концах, как например в той же «Кукле». Формально это спокойствие выражается в необычайной гладкости стиха, что называется, «без сучка и задоринки». Товарищи, выступавшие в прениях, правильно отмечали эту подозрительную гладкость, некоторое отсутствие свежести я смелости. Может быть Кедрину удается все, что он задумал, именно потому, что он слишком мало от себя хочет.

У Кедрина чрезвычайно много формальных подражаний: иногда это Сельвинский, иногда Пастернак, иногда Северянин и даже Вертинский, как это однажды отмечалось критикой. Все это доказывает чрезмерную успокоенность поэта и в области формы. Зачем искать самому, когда можно взять у другого? И хотя Кедрин, возражая мне, утверждал, что в таком заимствовании (может быть даже невольном) нет особого греха, я на этот счет другого мнения. Заимствуя форму, мы тем самым заимствуем и содержание. «Прошение», написанное «под Сельвинского», и содержанием напоминает «Рапорт» Сельвинского, «Кукла» таит в себе нечто от слащавости Вертинского и т. д. Происходит это оттого, что нельзя отрывать форму от содержания. И заимствуя форму, мы тем самым частично заимствуем и содержание.

Кедрин утверждает (и я верю ему), что он делает эти заимствования не нарочно. Но откуда берется такая повышенная чувствительность к посторонним влияниям, к литературным веяниям я сквознякам? Откуда такая изнеженность? Все от того же: от нежелания волноваться, утруждать себя поисками, огорчать себя сомнениями.

Я отнюдь не требую от Кедрина, чтобы он являлся к своим читателям в нарочитой поэтической «грозе и буре».

Мы не требуем от него взвинченности.

Но мы хотим от него подлинного огня, а не отраженного радиаторного тепла. Мы желаем ему изменить свой поэтический климат. Выйти на столь умеренного пояса.

Лично я считаю Кедрина одаренным поэтом. Мне было приятно услышать здесь его вещи, которых я не знал раньше. Но мне хотелось бы, чтобы многое из того, что было сказано сегодня мной и другими товарищами, было им принято не только «к сведению», но и «к исполнению».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.