Часов около девяти Гаврик шагал в город на привоз. Он нес на плече садок с бычками. Можно было, конечно, переложить рыбу и в корзинку, но садок имел более солидный вид. Он показывал, что рыба совершенно свежая, живая, только что из моря. Дедушка остался дама починять перемет.

Хотя Гаврику едва минуло девять лет, но дедушка легко доверил ему такое важное дело, как продажа рыбы. Он вполне надеялся на внучка. Сам понимает. Не маленький. А на кого же ему еще надеяться, если не на Гаврика?

С полным сознанием важности и ответственности полученного задания Гаврик деловито и даже несколько сумрачно шлепал по горячей тропинке, среди пахучего бурьяна, оставляя в пыли отчетливые следы маленьких ножек со всеми пятью пальчиками. Весь его сосредоточенный, солидный вид как бы говорил: «Вы себе там как хотите: купайтесь в море, валяйтесь на песке, ездите на велосипедах, пейте зельтерскую воду, – а мое дело рыбацкое – ловить бычков на перемет и продавать на привозе, остальное меня не касается».

Проходя мимо купальни, где над окошечком кассы висела замурзанная черная доска с написанной мелом температурой воды – 18 градусов, – Гаврик даже презрительно усмехнулся: до того противно было смотреть на белотелого толстяка, который с визгом окунался в глинистую прибрежную воду, уцепившись руками за спасательный канат, зеленый от тины.

Подняться на обрыв можно было двумя способами: по длинному пологому спуску в два марша или по крутой, почти отвесной деревянной лестнице с гнилыми ступенями. Нечего и говорить, что Гаврик выбрал лестницу. Поджав губы и не перекладывая садок с плеча на плечо, мальчик быстро заработал ногами. До самого верха он добежал, ни разу не остановившись, чтобы передохнуть.

Пыльный, но тенистый переулок вывел его мимо «заведения теплых морских ванн» к юнкерскому училищу. Тут уж был совсем почти город. По «Французскому бульвару», в тени платанов, тащилась в «Аркадию» открытая конка. Она была занавешена от солнца парусиной, на задней площадке торчало множество бамбуковых удочек с поплавками, наполовину красными и синими. Три бодрых клячи щелкали подковами по мелкому щебню. Визжал и ныл на повороте тормоз.

Будка квасника особенно привлекала внимание мальчика. Это был рундук под двухскатной крышей на двух столбиках. Все наружные его стороны были выкрашены густой зеленой масляной краской, а все внутренние – такой же густой, блестящей белой. Сам квасник являл собою вид такой непревзойденной, праздничной красоты, что Гаврик каждый раз, как его видел, не мог не остановиться на углу в порыве восхищения и зависти.

Гаврик никогда не задумывается над вопросом, кем ему быть, когда он вырастет и станет взрослым. Особенно нечего выбирать. Но если уж выбирать, то, разумеется. Гаврик хочет быть квасником. Все одесские квасники были нарядные и красивые как на картинке. А этот – в особенности. Ни дать, ни взять «Ванька-Ключник». И точно. Высокий купеческий картуз тонкого синего сукна, русы! кудри, сапоги бутылками. А рубаха! Господи, да такую рубаху только и надевать на первый день пасхи: блестящая, кумачовая, рукава – пузырями, длинная до колен, с множеством синеньких стеклянных пуговичек! А поверх рубахи – черный суконный жилет с серебряной часовой цепочкой, вдетой в петлю серебряной палочкой. Один вид его рубахи вызывает в человеке желание напиться холодного квасу. А как он работает! Ловко, споро, чисто.

Вот подходит покупатель:

– Дай-ка, милый, стаканчик.

– Какого прикажете? Кислого, сладкого? Сладкий – копейка кружка, кислый – на копейку две.

– Давай кислого.

– Извольте-с!

И тут же, мигом, одна рука проворно отдирает за кольцо круглую крышку рундука и лезет в глубокий сумрак за бутылкой, в то время как другая – вытирает тряпкой и без того сухой прилавок, полощет в ведре громадную литую кружку с чересчур толстым дном, щегольски, переворачивает эту кружку и со стуком ставит перед покупателем. Маленький штопор вонзается в пробку. Бутылка стреляет. Рыжая пена лезет из горлышка длинными буклями до полу. Молодец вертикально переворачивает бутылку в кружку, наполняя ее на четверть желтолимонным квасом и на три четверти – пеной. Покупатель жадно сдувает пену и пьет, а «Ванька-Ключник» уже лихо вытирает стойку и смахивает мокрую копейку в жестяную коробочку из-под монпансье фабрики «Братьев Крахмальниковых».

Вот это жизнь! Вот это человек!

Конечно, Гаврику ужасно хотелось выпить квасу, но не было денег. Может быть, удастся отведать квасу на обратном пути, да и то вряд ли. Дело в том, что хотя бычков и было сотни две, но у той торговки, которой всегда продавали улов, дедушка сильно задолжался. Он взял у нее на прошлой неделе три рубля на пробки и крючки для перемета, а отдал всего рубль сорок пять. Так что оставалось долгу больше чем на полтора рубля – деньги громадные! Хорошо, если торговка согласится удержать не все. А если все? Тогда хорошо еще, если останется на мясо для наживы и на хлеб. Какой же может быть квас?

Гаврик сплюнул совершенно так же, как это делали взрослые рыбаки, когда их одолевала забота, переставил садок с одного плеча на другое и отправился дальше, унося в воображении нарядный образ «Ваньки-Ключника» и душистую прохладу кислого кваса.

Дальше шел настоящий уже город, с высокими домами, лавками, складами, воротами. Все было испещрено сквозной тенью акации. По мостовой тарахтел фургон с искусственным льдом, и пестрая тень неслась сверху вниз по лошадям в высоких немецких хомутах, по кучеру, по белым стенкам с надписью «завод искусственного льда».

Шли кухарки с корзинками. По ним тоже скользила тень.

Собаки с высунутыми языками подбегали к специальным жестянкам с водой, прикованным к стволам деревьев. С хвостами, задранными бубликом, они деловито лакали теплую воду, чрезвычайно довольные Одесской городской управой, позаботившейся, чтобы они не бесились от жажды.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.