Четверо полицейских повели нас, держа в карманах наготове револьверы. Ничего не поделаешь. Мы поднялись по широкой пустынной лестнице, нас ввели в комнату, где за письменным столом сидел комиссар. Содержимое наших карманов приказано было выложить в шапки. Даже носового платка не разрешили оставить.
Разговор по телефону. По - видимому, нет свободных часовых: поздно.
Долговязый охранник вывел меня в коридор и поставил лицом к стенке. Я стал прощаться с жизнью. Я знал, что ничего им не скажу и поэтому не выйду отсюда живым. Я был совершенно спокоен: когда - нибудь это должно было случиться. В конце концов у меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться с мыслью об аресте.
Стена была выкрашена серой краской. Опустив глаза, я мог видеть узкую полоску линолеума, которым был покрыт пол. За спиной звучали шаги охранника, ходившего взад и вперед.
Минут через пять я услышал шаги нескольких человек. Я скосил глаза и увидел, как группа охранников вошла в комнату, где, по - видимому, допрашивали моего товарища. Я ожидал шума, ударов, угроз и криков, но ничего не расслышал.
Я повернулся: охранник, карауливший меня, исчез. В другом конце коридора была полуоткрыта дверь, оттуда доносились смех и голоса. Вероятно, охраннику стало скучно около меня, и он пошел в ту комнату. Не знаю, сколько времени это продолжалось. Я отошел на несколько шагов от стены. Из комнаты в конце коридора раздался женский смех. В метрах десяти от того места, где я стоял, был поворот. Я отважился дойти до этого поворота и увидел лестницу, по которой мы шли сюда. Ни души. Лестница, четыре пролета - и я буду на улице. Я знал, что ворота заперты, около них стоит охранник. Я заметил это, когда нас привезли. Но я думал только о лестнице, о том, что по ней можно пойти, что внизу дверь и за ней - улица. И я пошел по лестнице. Я опускался медленно и тихо. Один этаж, второй, третий - везде коридоры и ни одного человека. Наконец, я очутился внизу. В решетчатое окно я увидел проезжающие по улице автомобили.
В эту минуту передо мною вырос охранник. Тут я понял, насколько я был безумен. Пройти мимо него немыслимо. Здесь, вероятно, имеются пароли или другие условные знаки. Я пропал. «Гейль Гитлер!» - сказал я машинально и поднял для приветствия руку. «Гейль Гитлер!» - пробормотал охранник равнодушно.
У конца лестницы начиналась другая, повидимому, в подвал. Не раздумывая ни минуты, я стал спускаться вниз. С правой стороны я увидел узкую, обитую жестью дверь.
Вдруг сверху донеслись дикие крики. Охранник, по - видимому заметил, что я бежал. Изо всех сил напираю на дверь. Она открывается, и я - на мостовой.
Я очутился во дворе гестапо. Шел дождь. Фонари отражались в мокрой мостовой. Позади меня нарастал рев. Передо мною, в двадцати метрах, высокая ограда, отделяющая маленький двор от улицы. Перелезть через нее невозможно.
Я не знал, что делать. Вдруг я увидел в углу забора каменный упор приблизительно в полметра вышины. Я бросился к нему, вскочил, ухватился за верх забора и подтянулся. Зубцы порвали мне штаны. Подкладка пальто, вероятно, тоже порвана. И потом... потом я очутился на улице. На Принц - Альбрехтштрассе. «В ста пятидесяти метрах от меня бешеное уличное движение по Кенигграцештрассе, - подумал я. - Если я доберусь до этой улицы, меня никто не найдет».
В первый раз за все это время я подумал по - настоящему, что мне делать. Мне хотелось бежать, чтобы поскорее затеряться в уличной сутолоке. Но бежать вечером по пустынной улице от дома, где помещается гестапо? Нелепо. Знаешь, я прошел эти сто пятьдесят метров спокойным, мерным шагом. Шел, не оглядываясь... Оглянулся я на Кенигграцештрассе, чтобы узнать, следят ли за мною. А оттуда я пришел к тебе...
Пауль замолк. На лбу у него выступили капельки пота. Грета давно уже уронила иголку и нитки.
- И потом ты пришел ко мне, - сказал я, чтобы вообще что - либо сказать.
Пауль поднял голову:
- Да. Я должен добавить еще кое - что. В свою квартиру я возвратиться не мог. Мое удостоверение лежало в бумажнике, а он остался в гестапо. Деньги тоже в гестапо. Тогда я подумал о тебе. Совершенно случайно несколько дней назад я слышал от Бруно, что ты живешь за городом. Поэтому я пришел к тебе...
- Что нужно сделать теперь? - спросил я Пауля.
- Пойти рано утром по адресу, который я тебе дам, и рассказать там человеку, который назовет себя Гансом Келером, что случилось. Нужно тотчас же предупредить товарищей. Он знает - кого. Скажи, что другой арестованный со мной товарищ - Бертольд...
Не знаю, какое у меня было лицо во время его рассказа. Пауль улыбнулся и тихо сказал:
- Можешь спокойно идти туда. Я не подвожу тебя, старина.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.