Рожденные бурей

– Что же это, я только один должен играть? Это несправедливо! – сказал он.

– Что же делать, Андрюша, ведь мы не умеем играть! – крикнул ему Леон.

– Ну, еще немножко, Андрюша, скорее ночь пройдет.

Тогда Андрий встал и к общему удивлению пошел в соседнюю комнату.

– Прошу прощения, – сказал он со своей обычной манерой идти напролом. – Я слыхал, что все образованные на этой штуковине играют, – указал он пальцем на пианино, – так что прошу, сделайте одолжение, ежели можете на этом инструменте полечку нам, а то все пляшут, а я один должен играть... – растерявшись от своей смелости, пробормотал он, обращаясь к Людвиге.

Его простодушие и прямота покорили Людвигу. Грустно улыбаясь, она подошла к пианино и, вспомнив первый попавшийся мотив – итальянскую польку, прикоснулась пальцами к клавишам. И когда ринулись первые мощные звуки, Птаха неожиданно для самого себя вдруг повернулся к Стефании и ожег ее огнем своих смелых глаз.

– Прошу прощения, не в обиду, а для веселого вечера и за завтрашнее утро, так что прошу вас плясать со мной.

Молодой и сильный, сероглазый, сверкая ослепительной белизной своих прекрасных зубов, он стоял перед ней, этот парень с льняным волнистым чубом, и было в этом юноше столько задора и привлекательной свежести, что Стефания, сама себя не понимая и кусая губы, решила, что будет выгоднее для ее замыслов согласиться.

Лишь глубокой ночью в охотничьем домике стало тихо...

Крепко спали заложники и их сторожа.

На широкой скамье уснули в обнимку Сарра и Олеся, которых Андрий заботливо укрыл своим полушубком.

Сам Андрий спал на полу, подложив под голову вместо подушки кулак. Леон - на столе, Раймонд - на другой лавке.

Партизанам на дворе надоело ходить вокруг усадьбы порознь. Они сошлись все трое в конюшне. Здесь было тепло. Двое из них забились в сани, а третьего послали караулить. Тому захотелось пить. Он пошел в дом, выпил из бочки, стоявшей в коридоре, и тут же в коридоре, у печки, присел погреться, да и заснул. Партизаны в санях, надеясь на него, тоже незаметно уснули.

Ночью Стефания поднялась, надела шубу, меховую шапочку и вышла в соседнюю комнату. Обычно в этих путешествиях в конец коридора их сопровождала одна из девушек. Сейчас же все спали. Стефания тихо открыла дверь в коридор. Там, разметав руки, сладко опал у печки партизан. Его винтовка стояла тут же, прислоненная к стене.

Несколько минут Стефания стояла в коридоре, затем звериный инстинкт толкнул ее к двери. Она тихо приоткрыла ее. На дворе никого. С замирающим сердцем Стефания вышла во двор, постояла немного и затем быстро пошла к воротам.

Чем дальше она удалялась от усадьбы, тем быстрее шла и, наконец, побежала, спотыкаясь в неудобных для ходьбы ботах. Она все еще не верила, что свободна. Уже в километрах двух от домика она почувствовала усталость. Бежать больше не могла. Сердце кололо. Тогда она сбросила боты и пошла в одних высоких ботинках.

Через час она услыхала лай собак и, уже подходя к первому дому, была остановлена возгласом на польском языке.

– Стой, кто идет?

Из-за плетня выскочило два вооруженных человека. Это были легионеры из эскадрона поручика Зарембы.

– Пусть ясновельможная пани не волнуется. Мой сержант довезет вас до города. Тут ведь близко. Дорога безопасная. Мы только что оттуда. Ну, трогай! – махнул Заремба рукой сержанту. Тот подобрал вожжи, и лошади легко взяли с места. Стефания с беспокойством оглянулась. Эскадрон Зарембы на рысях выходил из деревни к лесу...