Здорово, Сергей! Давно уж я тебе не писал. Я молчал целый месяц. Ни c кем, по правде сказать, не хотелось разговаривать.

Ты, наверное, забыл уже, Сережа, как 12 лет назад мы вместе с другими малышами кидали камешки с берега Москвы-реки и считали, чей камешек сколько раз подскочит на воде. А вот я помню, что перекрыл всех: мои камни делали больше кругов. Есть у меня такая черточка – обязательно быть впереди всех.

Когда ты уехал в Сталинград, я уже кончал ФЗУ. При выпуске мне дали самый высокий разряд среди всех наших ребят – токарей. На заводе я быстро освоился с работой, мастера ставили меня в пример остальным рабочим, самые ответственные и срочные детали давали мне. За три года я выучил десяток токарей. Среди моих учеников был Гришка Степанов. Да, тот самый Степанов, о котором теперь столько пишут в газетах. Он, правда, работал ничего. Выполнял все мои указания, быстро схватывал все то, чему я его учил.

Я не умею работать медленно. Включая станок, я срываюсь с места, точно рву стометровку, и работаю очень горячо. Я увлекаюсь своей работой. Движения мои становятся быстрыми и безошибочными. Я не задумываюсь ни над одним из них.

Работая таким манерам, я всегда делал больше, чем делают все. Другие токаря от меня отставали, но я не старался выделяться среди других. Поработаю горячо часок – другой, схожу покурить, отдохну или общественное дело какое-нибудь сделаю, а потом опять нажимаю. И всегда у меня получалось и сделанных деталей и заработка больше чем у других, но не намного. Гришка Степанов работал примерно так же, иногда немного от меня отставал, иногда делал столько же, но я никогда с ним серьезно не соревновался, поскольку он мой ученик. Я знал, что всегда смогу сделать больше чем он.

Но вот началось стахановское движение. Я еще не разобрался, в чем дело, читал в газетах про успехи шахтеров, а потом кузнецов, и в первое время мне казалось, что стахановское движение касается только этих специальностей.

Пока я наблюдал за соревнованием Стаханова, Дюканова, Изотова, Артюхова (все это происходило, как помнишь, очень быстро, рекорды сыпались один за другим), мой ученик Гришка Степанов неожиданно взял старт и вдруг перевыполнил за смену обычную норму в два раза. На другой день он сделал еще больше. И вот тут-то оно началось.

Тришкино имя облетело завод, его портрет был напечатан в нашей многотиражке, а через несколько дней был вывешен на красной доске у проходной.

Сначала я растерялся. Не поверил, что Гришка сделал две нормы в смену. Потом стало обидно, что Гришка, мой ученик, выступил, не посоветовавшись со мной. Ведь я же его выучил, мне он обязан своим мастерством! Сколько внимательности и заботы я проявил к нему, все секреты ему рассказал, а он сыграл такую штуку! Я, конечно, понял сразу, на что он бьет. Он хочет быть застрельщиком. Это был с его стороны как бы молчаливый вызов. Он, видимо, считал себя уже достаточно подготовленным, чтобы вступить со мной в открытое соревнование, но я был на него так обижен, что не только не обратил внимания на его рекорд, но даже перестал с ним разговаривать.

Я продолжал работать по-прежнему, делал столько же деталей, сколько мы делали обычно. Я считал ниже своего достоинства вступать с Гришкой в соревнование, начатое столь коварным образом. А он, закусив удила, рвался все вперед и вперед. Из смены в смену по пятку, по десятку деталей наращивал он свой рекорд. Слава его росла с каждым днем. А до меня, учителя Гришки, никому не было дела.

Наконец, я не выдержал. Тщательно приготовившись, я в одну смену сразу дал три нормы. На следующий день – целых четыре, и на этом закрепился.

Обо мне сразу зашумели по всему заводу. Мой потрет появился в газете, потом мою физиономию в крупном виде водрузили рядом с тришкиной у проходной и пр. и пр. Но все это было повторением того, что испытал до меня мой ученик. По-прежнему стахановцы нашего завода называются степановцами и в оказании всяческих почестей мое имя всегда идет вслед за его именем. Он, Гришка Степанов, первый, а потом уже я.

Я понимаю, Сергей, какое огромное значение имеет вопрос о времени: кто раньше откажется от старого отношения к труду, кто раньше начнет работать по-социалистически.

Но ты пойми меня по-человечески, что все-таки зверски обидно мне, что не я оказался первым стахановцем на нашем заводе. Ведь я перекрыл тришкин рекорд, он, может, никогда и не дойдет до моего рекорда. Почему же ему все почести?

Мне сейчас думается так: окажись первым стахановцем не мой ученик (а может, это не случайно, что стахановцем оказался именно мой ученик?) – я бы не пережил столько тяжелых для меня мыслей и Чувств, связанных с таким светлым и радостным делам, как стахановское движение.

Кругом меня радуются, ликуют, поздравляют друг друга с новыми производственными победами, а меня это как-то боком только задевает. Я замечаю за собой, что часто сижу и придумываю: что бы мне такое выкинуть, чтобы перешибить инициативу Гришин?

Вот, Сергей, я, как мог, вывернулся перед тобой наизнанку. Напиши мне, Сергей, письмо: прав я или неправ?

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.