Много было в России отважных и талантливых генералов, и среди них один из виднейших - Кульнев, прославивший своё имя в эпоху первой отечественной войны. Он был щедро наделён личной отвагой и военными дарованиями.
В Кульневе поистине со скульптурной отчётливостью проступали лучшие, благороднейшие черты русского воина, и вообще весь он, во всех своих мыслях, словах и поступках, был живым воплощением национального духа русского народа. Знаменитый партизан Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов, служивший с Кульневым, очень хорошо сказал о нём: «Кульнев был нашею родной, нашею неподвижно - русской звездою, как звезда Полярная. Он был таким, как мы представляли себе россиян того времени, когда все их сделки, все обещания, все клятвы их скреплялись одной фразой «Да будет мне стыдно» и соблюдались не от страха законов, а от страха упрёков собственной совести».
И Кульнев действительно служил России не за страх, а за совесть. «Для чести и славы России я не буду щадить живота моего», - говорил он, и это было не красивой фразой, а делом всей его смелой и блистательной жизни. Превыше всего ставил он понятия воинской чести и патриотического долга и неукоснительно внушал их своим подчинённым. Вот его приказ офицеру, занимавшему передовой пост: «Ежели бы у вас осталось только два человека, то честь ваша состоит в том, чтоб иметь неприятеля всегда на глазах и обо всём меня уведомлять. Впрочем, старайтесь отстаивать пункт, который вы защищаете, до самого нельзя». А вот другой приказ - по отряду: «Разные пустые бабьи слухи отражать духом твёрдости... Честь и слава - наша жатва; чем больше неприятеля, тем славнее».
Кульнев считал себя рождённым для войны и не мог и помыслить о том, чтобы изменить своему призванию. Однажды он влюбился и задумал жениться, но, к несчастью, невеста потребовала, чтобы он оставил военную службу. Тогда он немедленно порвал с нею, излив своё негодование в язвительном письме: «Сколь ни сильна любовь моя к вам, но привязанность к Отечеству и клятва, которую я дал самому себе - служить до последней капли крови, - восторжествуют над всеми чувствованиями, которые питал я к вам».
Самой природой Кульнев, казалось, был создан для ратного дела. Наружность его невольно приковывала внимание. Это был сухощавый, но крепко сбитый человек богатырского роста, с замашками лихого наездника, с темно - русой головой, тронутой сединою. Он отпускал длинные, гусарские усы, соединявшиеся с огромными бакенбардами. Могучий, басистый голос его покрывал шум боя.
Простым, солдатски неприхотливым был его быт. Современники недаром называли его «беднейшим в мире генералом». Служа долго и со славой, он в самом деле жил и умер бедняком, полагая, что суровый образ жизни украшает военного человека. «Я всё живу по - старому, - говорил он в одном письме, - сплю на соломе и ношу одну изодранную и прожжённую шинель... Что касается воина, то бедность его венчает, соделывает непобедимым, страшным и добродетельным». Знаток и любитель истории, он ссылался при этом на пример древних римлян, у которых «убожество было первою добродетелью». Он был скромен и любил повторять, что «гораздо лучше быть меньше награждённым по заслугам, чем много награждённым без всяких заслуг». Душевная доброта его была безгранична. Львиную долю жалованья и наградные деньги он отсылал старухе - матери, братьям и племяннице и с великой охотой помогал неимущим солдатам и офицерам - своим сослуживцам. А сам жил по - спартански, довольствуясь щами да кашей, чаркой водки да кружкой кваса.
В жестокое время крепостничества Кульнев сумел найти дорогу к солдатскому сердцу, он действительно был отец солдатам, заботился о них денно и нощно, и они платили ему крепкой и полной доверенностью, шли за ним в огонь и в воду. Когда однажды в походе несколько солдат поморозили ноги, Кульнев жестоко разбранил в приказе их командира:
«Из сего должно заключить, что сапоги были тесны и более способны для летнего парада, чем для зимнего военного похода. Лучше прилежать к настоящей службе, пещись о благе подчинённых, чем удручать тело человеческое пустым и ни к чему не нужным щегольством, а паче в такое время, когда идём приобретать новую честь и славу».
Однако служить под начальством Кульнева было вовсе не легко. Этот заботливый командир, внимательный ко всем нуждам солдата, бывал беспощадно строг, когда дело касалось хотя бы малейшего нарушения воинской дисциплины. Все как огня боялись его приказов и выговоров - то грозных, то язвительно - насмешливых. Особенно неумолим бывал Кульнев в тех случаях, когда солдат падал духом. Трусость и малодушие приводили его буквально в исступление, и он был страшен в гневе. Сам он совершенно не знал страха смерти, первым бросался в огонь и последним уходил с поля боя и такой же безусловной отваги требовал от всех своих подчинённых.
Громадное личное обаяние Кульнева, его бесстрашие, неизменная весёлость и доступность, редкое бескорыстие и справедливость. душевное благородство и какая - то необыкновенная талантливость, ключам бившая из этого могучего и лёгкого человека, удивительно гармонировали с его «суворовскими замашками». Кульнев был учеником и восторженным поклонкиком Суворова. Он глубоко усвоил суворовскую науку побеждать и во всей своей боевой деятельности следовал заветам великого полководца. У Суворова он научился быстрым маршам и внезапным, сокрушительным ударам, под его начальством оценил силу наступательного порыва и изучил тактические приёмы авангардного боя.
Вот в немногих словах боевой путь Якова Петровича Кульнева. Он родился в 1763 году в обедневшей семье и очень рано лишился отца. Мать пристроила его в кадетский корпус. Оттуда он был выпущен поручиком в пехотный полк, но в дальнейшем служил в гусарах. Он с отличием участвовал в турецкой и польской кампаниях и в заграничных походах против наполеоновской Франции (1805 и 1807 годы) и быстро завоевал репутацию храброго и предприимчивого офицера.
Но особенно прославился Кульнев во время русско - шведской войны 1808 - 1809 годов, командуя авангардом армии, действовавшей в труднопроходимой, скалистой и озёрной Финляндии. Здесь военное дарование Кульнева проявилось с полным блеском. Война в Финляндии носила совершенно особый характер и зачастую принимала формы партизанских действий. Она требовала неусыпной бдительности, хитрости и выносливости. Командирам пришлось изобретать новую тактику. Но это и было Кульневу по душе. В снегах Финляндии он очутился в своей стихии.
Кульнев стал грозой шведов. Он не давал им передышки, появляясь там, где его вовсе не ждали, смело атакуя и обращая в бегство вдесятеро сильнейшего противника. Однажды он получил донесение, что большой шведский отряд укрепился на выгодной позиции. С Кульневым была кучка гусар, но, нимало не медля, он поскакал туда, с ходу атаковал шведов, выбил их с позиции и гнал несколько вёрст. Подоспевшие шведские подкрепления встретили гусар артиллерийским огнём. Кульнев был контужен, но и не подумал повернуть назад. Самое замечательное в этой истории то, что шведы были настолько ошарашены стремительностью натиска кульневских гусар, что сдались в плен, и даже с артиллерией. За эту победу Кульнев получил чин генерал - майора. К тому времени он уже был георгиевским кавалером и носил золотую саблю с надписью: «За храбрость».
Не меньше отваги и стремительности выказал Кульнев, когда прошёл со своим отрядом по льду Ботнического залива и появился под стенами Стокгольма. В шведской столице неожиданное появление русских произвело смятение.
После заключения мира со Швецией Кульнев с не меньшим успехом сражался с турками в Молдавии.
Командуя по преимуществу авангардными отрядами, Кульнев приучил себя ежеминутно быть начеку. Он славился своей неутомимостью и, строго взыскивая по службе с других, больше всех не щадил самого себя. «Я не сплю и не отдыхаю, чтобы армия спала и отдыхала», - говаривал он и в самом деле почти не спал и не отдыхал. В походе он не раздевался по ночам, а только снимал саблю и клал её у изголовья. Конь его всегда стоял наготове, осёдланным. При первом же выстреле или получении известия с передовой цепи о движении неприятеля он мигом являлся с одним ординарцем, чтобы взглянуть своим глазом. Каждый разведчик, вернувшись в лагерь, обязан был будить его в любой час. Денис Давыдов, живший с Кульневым в одном шалаше, жаловался, что его будили по ошибке вместо Кульнева по семь - восемь раз за ночь, «что было истинно невыносимо».
«Война не за горами, - писал Кульнев брату в марте 1812 года, - может, бог приведёт мне случай отличить себя новыми лаврами». И когда через два месяца с небольшим наполеоновские полчища вторглись в Россию, Кульнев, конечно, оказался в первых рядах защитников родины. И на этот раз он сражался с отличным мужеством, командуя теми же гродненскими гусарами и донцами, с которыми так славно воевал в Финляндии. Кульневу довелось одержать первую серьёзную победу над французами в 1812 году: на берегах Двины он стремительно атаковал и рассеял крупное соединение французской конницы, истребил его почти без остатка («так что вся дорога была устлана трупами») и захватил в плен бригадного генерала, который как первый «трофей» Отечественной войны был тотчас же отвезён в Москву.
Но уже недолго суждено было Кульневу сражаться за честь и независимость России. Он пал в бою в 1812 году.
Смерть Кульнева была такой же мужественной, как вся его жизнь. «Ежели я паду от меча неприятельского, то паду славно. Я почитаю счастьем пожертвовать последнею каплею крови моей, защищая Отечество», - так писал он в последнем своём письме. Через несколько дней, 20 июля 1812 года, в кровопролитном сражении под Клястицами ядро оторвало ему обе ноги и он умер на месте. Однако он ещё нашёл силы сорвать с шеи георгиевский крест и бросил его окружающим со словами: «Возьмите! Пусть неприятель, когда найдёт труп мой, примет его за труп простого, рядового солдата и не тщеславится убитием русского генерала».
Когда Кульнев был убит, отряд его отступал. Солдаты подняли тело любимого командира и отвезли в тыл. Но замечательно, что в тот же день русские войска перешли в наступление и привезли труп Кульнева обратно в Клястицы и похоронили его близ того места, где он был убит. Это последнее земное странствование храброго Кульнева приобрело поистине символический смысл: даже мёртвым он шёл со своими солдатами в наступление.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.