Девушка чаще всего становится жертвой хулиганов. Тут и приставанье, и матерщина по адресу сопротивляющихся, и самые отвратительные, возмущающие все существо, сцены насилия. Надо сказать, что именно в отношениях с девушками комсомольцы часто не только идут в ногу с матерыми хулиганами, но даже пытаются перещеголять их.
Хулиганство - только краешек той жизни, которая сложилась и складывается на рабочих окраинах, в селах и городах. Антенны радио, подхватывающие и приносящие к уху подростка и юноши вести со всего мира, лыжи, скользящие по снежным сугробам, футбольный мяч, взлетающий над головами участников матча, истрепанный и захватанный заскорузлыми пальцами томик Ленина в заводской библиотеке, - мало ли их твердых и ярких указаний на то, что и иная, озаренная бодростью и сознанием класса, жизнь растет рядом с хулиганским чертополохом!
Немощный, стоящий на краю могилы, инвалид страшится всякой царапины, всякого прыщика, видя в них предостерегающую руку смерти. Победоносному, вступающему в полосу расцвета своих сил, пролетариату не зачем стыдливо прикрывать отдельные свои болячки. Они - новина, а беда наша. А с бедой мы справимся, если только будем знать, в какую точку бить, по какой линии направить свои усилия.
Есть у нас Фомы неверующие. Они задолбили, что всякое бытовое явление вытекает из социально-экономических условий времени. А раз так-то и хулиганство нужно отнести по этому же ведомству. «Не было бы нэпа, не было бы и хулиганства; придем к коммунизму, и хулиганство исчезнет». Такие рассуждения совершенно ошибочны. Ведь мы, таким образом, попадаем в заколдованный круг: хулиганство исчезнет только при коммунизме, но это же хулиганство тормозит создание коммунистических отношений между людьми. С какого конца начинать? Коммунизм мы строим. И именно потому, что это строительство требует мужественных, вдохновленных участью рабочего класса, борцов - мы должны бороться с хулиганством. Можно ли это делать без немедленного перехода к коммунистическим отношениям?
Интересно послушать, как хулиганы объясняют свое поведение.
Костромская газета «Смена» поместила на своих страницах ряд таких признаний: хулиган Медведев говорит: «Да я не хулиган, а по пьянке разве не поскандалишь?» Хулиган П. Преображенский объясняет все «нервностью»: «Как завижу где драку, тут меня и затрясет». П. Преображенский хулиганит из моды: «А чего не бузить? Мне всего-то восемнадцать годков». Во всех этих ответах есть одна общая черта: оправдание хулиганства, признание его чем-то законным, необходимым молодечеством.
Значит, хулиганы не чувствовали осуждения окружающих, не становились чужаками для остальных, если не успело их посетить раздумье, если ни разу не ломали они себе голову над вопросом о преданности, о позорности своего поведения. Тов. Сосновский правильно выдвинул задачу «развенчания хулиганства». Не бормотать себе под нос самоутешения об объективных условиях, а полным голосом указать на всю опасность хулиганства, на всю его противоречивость с новым бытом, безбоязненно назвать вещи своими именами. Стенная газета, собрание ячейки, общее собрание рабочих, каждый рабочий в отдельности должны стать для хулигана обвинителями. Хулиган должен почувствовать вокруг непоколебимое осуждение, и тогда народный суд и скамья подсудимых станут для него не только неприятным столкновением с властью, но и настоящим позорным столбом.
Все ли это?
Нет. Надо, чтобы хулиганство потеряло также возможность быть привлекательным, чтобы его вытеснила «другая мода», - «мода» быть в клубе, в спортивном кружке, на лекции... Надо высвободить нашу просветительную работу из мундира, сделав ее более «свойской». Клуб должен пойти на уступки в своих планах и своих предприятиях текущим запросам молодежи. Пусть вначале будет больше танцулек и игр, но зато потом меньше хулиганства, чем наоборот. Давным давно сказано, что между запросами массы и работой комсомола образовались «ножницы». Давным давно сказано, что эти «ножницы» могут перерезать связи между комсомолом и рабоче-крестьянской молодежью, если вовремя не устранить их.
Исчезли ли сейчас полностью и целиком ножницы в нашей клубной работе? Думается, что нет. Вот где лежит второй кит, на котором держится хулиганство.
Третий кит - известно, что земля держится на трех китах, поэтому третий кит необходим и хулиганству - это общее наше наследство некультурности, доставшееся революции от скончавшегося капиталистического строя. Тут переплетается и простая неграмотность, и крепостническое отношение к женщине, и огромный груз навыков, вырабатывавшихся под прессом полузвериного существования в условиях капитализма. Борьба за культуру в самом широком смысле этого слова выбивает почву из-под хулиганства, но она не противоречит и борьбе против хулиганства непосредственно.
В одной газете хулиганство объясняют «провинциальностью». «Есть желание освободиться от провинциальности», рассуждает газета, «и когда это не, достигается, рождается неудовлетворенность. От этой госпожи рождается пустота, ибо нечем заполнить время и нечего делать, а уменья делать еще нет. А пустота рождает зеленую скуку, которой себя и заполняет». Такая родословная хулиганства граничит с полным его оправданием. Что такое «провинциальность»? Это та обстановка захолустья, которая вызвана оторванностью от основных центров страны, бедностью культурными силами, ничтожным размахом работы и т. д. Разве есть иной путь перерождения подобного захолустья, кроме усиления работы по всем звеньям, кроме самого кропотливого и упорного «шатания по мелочам»? Конечно, нет.
И если «провинциальность» давит в какой-либо Тмутаракани, то почему хулиганят и на окраинах Ленинграда и Москвы? Нет, для хулиганства не надо подыскивать никаких высоких и гордых слов. Хулиган есть хулиган. Но он часто может отстать от хулиганского и доплыть до нашего, комсомольского, берега. Нужно сделать так, чтобы он стал таким пловцом и, чтобы его не отнесло волной обратно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Ангорская повесть. Окончание. См. «Смена» №№ 18,19,20