«Вот, говорила, - не сидят же люди, как бирюки, по своим дворам, умеют веселиться и других веселить, и на улицах пляшут, и комедии слушают охотно... Такое и у нас нужно завести. Ты инженер, говорят? Тебе - то я и велю перестроить одну палату, - её присмотрела под театр... Возьми свечу, пойдём...»

Гаврила взял тяжёлый подсвечник с горящей свечой; Наталья Алексеевна летучей походкой, шурша платьем, пошла впереди него через сводчатые палаты, где на горячих лежанках просыпались, выгибали спины ангорские коты и снова ложились нежась, где со сводов - то там, то там - чёрствые лики царей московских непримиримо сурово глядели вслед царевне Наталье, увлекающей в тартарары и себя, и этого юношу в рогатом, как у черта, парике, и всю заветную старину московскую.

На крутой, узкой лестнице, спускающейся в тьму, Наталья Алексеевна заробела, просунула голую руку под локоть Гавриле, он ощутил теплоту её плеча, запах волос, меха её душегрейки; она выставляла из - под подола юбки сафьяновый башмачок с тупым носиком, нагибаясь в темноту, - спускалась всё осторожнее; Гаврилу начало мелко знобить внутри, и голос стал глухой; когда сошли вниз, она быстро, внимательно взглянула ему в глаза. «Отвори вот эту дверь», - сказала, указывая на низенькую дверцу, обитую изъеденным молью сукном. Наталья Алексеевна первая шагнула через высокий порог туда - в тёплую темноту, где пахло мышами и пылью. Высоко подняв свечу, Гаврила увидел большую сводчатую палату о четырёх приземистых столпах. Здесь в давние времена была столовая изба, где смиренный царь Михаил Фёдорович обедал с Земским Собором. Росписи на сводах и столпах облупились, досчатые полы скрипели. В глубине на гвоздях висели мочальные парики, бумажные мантии и другое комедиантское отрепье, в углу свалены жестяные короны и латы, скипетры, деревянные мечи, сломанные стулья - всё что осталось от недавно упразднённого по причине дурости и великой непристойности немецкого театра Иоганна Куншта, бывшего на Красной площади.

«Здесь будет мой театр, - сказала Наталья, - с этой стороны поставишь для комедиантов помост с занавесом и плошками, а здесь - для смотрельщиков - скамьи. Своды надо расписать нарядно, чтобы уж забава была - так забава».

Тем же порядком Гаврила провёл царевну Наталью наверх, и она его отпустила, - пожаловав поцеловать ручку. Он вернулся домой за полночь и, как был, в парике и кафтане, повалился на постель и глядел в потолок, будто при неясном свете оплывшей свечи всё ещё виднелись ему - кругловатое лицо с бархатно - пристальными глазами, маленький рот, произносивший слова, нежные плечи, полуприкрытые пахучим мехом, и всё шумели, улетая перед ним в горячую темноту, тяжёлые складки жемчужной юбки...

На другой вечер царевна Наталья опять велела ему быть у себя и прочла «Пещное действо» - свою - не оконченную ещё комедию о трёх отроках в огненной пещи. Гаврила допоздна слушал, как она выговаривала, помахивая лебединым пером, складные вирши, и казалось ему, - не один ли он из тех отроков, готовый неистово голосить от счастья, стоя наг в огненной пещи.

За перестройку старой палаты он взялся со всей горячностью, хотя сразу же подьячие Дворцового приказа начали чинить ему предткновения и всякую приказную волокиту из - за лесу, извёстки, гвоздей и прочего. Иван Артемич помалкивал, хотя и видел, что Гаврила забросил чертежи и не ездит в Навигационную школу, за обедом, не прикасаясь к ложке, уставляется глупыми глазами в пустое место и ночью, когда люди спят, сжигает целую свечу ценой в алтын. Только раз Иван Артемич, вертя пальцами за спиной, пожевав губами, выговорил сыну: «Одно скажу, Гаврюшка, близко огня ходишь, поостерегись...»

Великим постом из Воронежа через Москву на Свирь промчался царь Пётр и приказал Гавриле ехать с братом Яковом в Питербурх - строить гавань. На том и окончились его дела с театром... На том Гаврила и окончил свой рассказ. Вылез из - за стола, расстегнул множество пуговичек на голландской куртке, раскинул сё на груди и, засунув руки в широкие, как пузыри, короткие штаны, зашагал по мазаной избушке - от двери до окна. Алексей сказал:

- И забыть её не можешь?

- Нет... И не хочу такое забывать, хоть мне плахой грози...

Яков сказал, стуча по столу ногтями:

- Это маманя сердцем - то нас неистовым наградила... И Санька такая же... Тут ничего не поделаешь, - сию болезнь лечить нечем. Давайте, братки, нальём и выпьем - память родительницы, нашей, Авдотьи Евдокимовны...

В это время в сенях, околачивая грязь, застучали сапогами, шпорами, рванули дверь и вошёл в чёрном плаще, закиданном грязью, в чёрной шляпе с серебряным галуном бомбардир - поручик Преображенского полку, генерал - губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, губернатор Шлиссельбурга, Александр Данилович Меншиков.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.