Проходя мимо стеклянной двери, он мельком взглядывает на своё отражение и привычно вскидывает волосы. При этом он невольно вспоминает Наташу Пушкарёву:

«Невыдержанная! От этой можно всего ожидать. Дождался же он, например, финиковой пальмы! В нормальную, выдержанную голову финиковая пальма ни за что без надобности не придёт».

Он соображает, при каких обстоятельствах пришла бы ему такая мысль. Ну, например, делая доклад о международном положении и касаясь непосредственно Каира... И то вряд ли. Там, кроме пальм, есть всякие другие вопросы. А Наталья - просто поглядела на его голову, сощурилась - имеет такую привычку - и говорит:

- Девчата, Кружовников со своей причёской на финиковую пальму похож! У них тоже на верхушке такие перья качаются.

И все загоготали кругом. Конечно, можно бы ответить шуткой; но шутить он не намерен, потому что у него прежде всего авторитет, и не какой - нибудь, а всё - таки секретаря комитета ВЛКСМ. Он ловко отпарировал:

- У кого, конечно, в голове перевыполнение плана, а у кого - финики. Будем знать!

И даже теперь, вспоминая об этом, он делает строгое лицо. Дверное стекло отражает строгость. Кружовникову нравится. Такое лицо можно сохранить на целый день. И очень хорошо появиться с ним сейчас на беседе в слесарном цехе.

«Кстати, кто там беседу - то проводит? А ведь, пожалуй, опять она, Наталья».

И когда из - за дверей слесарной доносится хохот, ему становится совершенно ясно: «Вместо беседы черт - те что. Разве можно ей поручать?»

- Милости просим! - говорит Наташа.

У неё горят щёки, блестят глаза и зубы. Кружовников чинно и тихо становится у окна и смотрит на Пушкарёву: «Девчонка! Прямо девчонка, только что игравшая в кошки - мышки. Непохоже, вовсе не похоже, что это ответственный товарищ, которому на сегодняшний день поручено информировать массу молодёжи о текущих событиях...»

- Так вот, друзья мои, - продолжает Наташа, - почему я говорю, что мне сегодня не столько беседовать хочется, сколько запеть как птица, чтоб всю душу вложить в песню!

«Ай - яй - яй, какие - то песни, птицы!» - мысленно ужасается Кружовников.

- А петь мне хочется потому, - говорит Наташа, - что освободили нашу деревеньку Александровку. Маленькая деревенька весёлая была, вся в яблоневых садочках... А в четвёртой избе с краю у меня бабушка! - у Наташи вздрагивает голос и лицо становится совершенно детским. - Я там до восьми лет жила, цыплят у бабушки стерегла. Сплету, бывало, лиловенький веночек, надену на голову и пасу. Ах, девушки, хорошо - то как! И вдруг на моих этих полях, на моих лужайках, где лиловые цветы, и чтобы немец?!

«Черт его знает, и цыплята, и лужайки, и немец, и всё в одну кучу, да ещё слёзы на глазах!» Кружовникову становится совершенно не по себе. Он глядит кругом: у некоторых девчат раскрыты рты, у других - глаза тоже как будто сыроваты. Он пишет Наташе на клочке: «После беседы зайди в комитет».

Когда Наташа приходит, он говорит:

- Кажется, я тебе давал материал. Девушка ты грамотная. Надо было подработать. И, кажется, чего проще, начало общеизвестное, общепринятое: «Товарищи!» Кстати, у тебя почему - то «друзья». Для чего это, неизвестно. Итак: «Товарищи! Сегодня в оперативной сводке говорится о взятии нашими доблестными войсками...» Ну и тут, перечисляя населённые пункты, можно, если уж тебе так хочется, между прочим, упомянуть и эту твою... Андреевку.

- Александровку.

- Ну, всё равно.

Тогда Наташа подходит к столу, смотрит на Кружовникова теперь уже не прищуренными, а большими, как синие блюдца, глазами и говорит тихо, но так веско, что каждое слово, точно камень:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.