У Михаила Васильевича Алексеева, начальника штаба юго – западного фронта, сидел командующий 8 - й армией Алексей Алексеевич Брусилов. После короткого и ни к чему не приведшего разговора с комфронта Николаем Иудовичем Ивановым Алексей Алексеевич решил напрямки выложить Алексееву всё, что он думал о действиях Иванова. Он знал, что беседа эта ни к чему не приведёт, что вопрос решён окончательно, как заявил ему комфронта, что Михаил Васильевич бессилен чем - нибудь помочь несмотря на всё своё сочувствие. Но высказаться было необходимо.

У Алексеева светлая голова. В сущности, он сам великолепно во всём разбирается. То, что ему скажет Брусилов, - для него не секрет. Пожалуй, он сам знает даже больше...

Алексей Алексеевич сутулился, сидя за столом начштаба. В свете лампы под зелёным абажуром его высокий лоб, впалые щёки кажутся бескровными. Глаза пристально устремлены вперёд, поверх лица своего собеседника. Алексеев утомлённо весь ушёл в кресло, в тень, прикрыл рукой глаза от раздражающего света. Оба они - старые генералы - подавлены. Мысли, высказанные вслух, кажутся мелкими, не идущими к делу. Слова бессильны выразить то, что предчувствуешь как болезнь.

- В тысячный раз я себя спрашиваю: какие особые причины заставляют Николая Иудовича укреплять наш левый фланг? И ответа найти не могу. Вы говорите, что не уверены в своих догадках. Иванов отвечает, что всё ясно и спорить не о чем. Командующий правофланговой 3 - й армией сообщает, что против его 10 - го корпуса противник готовится к прорыву фронта. Резервов у Радко - Дмитриева нет. На его настойчивые требования о подкреплении вы отмалчиваетесь. 3 - я армия обречена на неминуемый разгром...

Брусилов замолкает. Молчи г. Алексеев, всё так же недвижно уйдя в кресло и прикрыв глаза ладонью. Алексей Алексеевич понимает, что он говорит зря, ломится в открытую дверь, что сказать надо что - то другое, сокровенное, достучаться до сердца этого, в сущности, доброго, умного, простого русского человека. Но на язык идут сухие, как алгебраическая формула, слова, излагающие факты, хорошо известные. И глухая обида подкатывает к сердцу. Что же это такое? Неужели два старых, прошедших жизнь в одной упряжке человека, знающих своё военное дело и любящих его, не могут хоть раз в жизни поговорить по душам?!

Алексеев опускает руку. Глаза его внимательны и остры, веки красны от переутомления. Но он не смыкал глаз всё это время, он не дремал, Нет.

- Правый фланг нашего фронта обезоружен и забыт вами, - с жёсткой настойчивостью сызнова начинает Алексей Алексеевич; так настойчиво человек нажимает на больной зуб, чтобы болью, вызванной сознательно, заглушить боль, перед которой он бессилен. - Вы упорно укрепляете левый фланг. В марте вы перекинули туда штаб 9 - й армии. Вы сняли все войска, какие Только можно было снять с других участков фронта, и направили на левый фланг. На левом фланге действует присланный в моё распоряжение 11 - й корпус генерала Сахарова. По вашей директиве я дал Сахарозу приказ о наступлении, и он выполнил задачу, скинув противника за хребет.

Алексеев кивнул головой и озабоченно пошарил по столу рукой, точно собираясь что - то найти среди бумаг, лежащих перед ним. Но жест был непроизвольным, означал лишь то, что начштаба всё это уже слыхал и наперёд согласен со всем, что ему хотят доказать. Брусилов продолжал:

- Никаких оснований для того, чтобы ждать отсюда значительных масс противника, нет. К тому же под боком румынская граница Вы знаете прекрасно, что австрийцы не решатся её нарушить...

- Да, конечно, - поддакнул Алексеев как чему - то давно решённому.

- Так что же тогда заставило вас, - повысил голос Алексей Алексеевич, и голос этот самого его смутил своей напряжённостью, - что заставило вас, - повторил он сдержанно, - приказать командиру Девятой - Лечицкому - приостановить наступление Сахарова? Почему же снова н снова сюда, на левый фланг, - Брусилов указательным пальцем левой руки стукнул по столу, - вы шлёте подкрепление? Почему, я вас спрашиваю, вы так упорны в своём заблуждении? Как смеете вы забывать о том, какая угроза нависла над вашим правым флангом? - Брусилов на этот раз пришлёпнул всей ладонью правой руки по краю стола, зашиб пальцы, пошевелил ими и с нескрываемым гневом закончил: - Без резервов, без тяжёлой артиллерии на протяжении больше двадцати вёрст 10 - й корпус армии Редко - Дмитриева растянут в тонкую линию и ждёт. Чего, я вас спрашиваю?

- Знаю... - не отводя глаз от кружащегося ломтика лимона, глухо проговорил Алексеев.

- Что вы знаете?! - прерванный в своём разбеге, похолодев, выкрикнул Брусилов. - Вы знаете, что Радко - Дмитриев обречён на разгром?

- Да, - все так же глухо доносится до него ответ начштаба.

- Но тогда... - Брусилов откидывается на спинку стула. - Что же это такое? Глупость?

Коротким движением Михаил Васильевич подымает голову, тень улыбки проходит по его седым усам мастерового, и снова глаза его в стакане с чаем...

- О, нет...

- Бездарность? - допрашивает Брусилов.

- Нет... конечно...

- Упрямство? Нежелание понять? Самомнение старости?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.