Рассказ

Приехав в Новогрудок через пятнадцать часов после вступления в этот городок Красной Армии, мы разместились на ночлег в доме воеводы. Воевода сбежал. На веранде, увитой плющом, окруженной осенними клумбами, на длинном столе, покрытом голубой скатертью с монограммой хозяина, еще стоял его недоеденный завтрак.

Комнаты носили на себе следы поспешного бегства. Шкафы были раскрыты, содержимое их вытряхнуто па пол. Тарелки с остатками вчерашнего ужина стояли на кухне. Парадный картуз воеводы валялся на стуле, неподалеку от дамского ботика и коробки из - под цилиндра. В детской комнате в ночной тишине дремали плюшевые зайцы, медведи.

В гостиной я натолкнулся на фотографические альбомы. Они изображали воеводу в Ницца, в Сан - Ремо, на Капри, в Албании. Это был дородный мужчина в пенсне, с двойным подбородком. Потом шли фотоснимки официальные: рауты, парады, молебствия. Они завершались снимком парада Добровольного пожарного общества и фотокарточкой Игнатия Мосьцицкого с личной надписью президента. Надпись была длинная, видимо, очень прочувствованная, я разобрал в ней два слова, повторявшиеся несколько раз: «Гонор и слава».

Поужинав привезенными из Минска консервами, я занялся поисками кровати. Кроватей было немало в этой квартире, и, подумав да погадав, я лег на самую пышную из них, широкую, мягкую, с белыми спинками, на которых резчик изобразил пиршество любви, хоровод амуров. До сего дня я остаюсь при мнении, что это была кровать самого воеводы.

... Ночью меня разбудил тов. К., корреспондент «Комсомольской правды». Он был одет в кожаные штаны и в такую же куртку, носил на голове кожаный картуз, а в руках держал кожаные перчатки.

- Идем! - сказал он. - Вставай!

- Куда?

- Идем! Довольно спать.

Я встал, оделся и пошел за ним. Лил дождь, ночь была скверная, глухая, осенняя. К. освещал дорогу карманным фонариком. Мы миновали сад, потом оранжереи и вошли в здание, битком набитое спящими людьми. Запах мокрых шинелей, сырых сапог.

Это было здание воеводства. Два пулемета стояли у входа, преграждая путь. Мы показали караулу наши удостоверения - нас пропустили в дом.

Широкая лестница вела на второй этаж. Мы шли коридором, по обеим сторонам которого белели двери с польскими табличками. Здесь - словно в альбоме воеводы - я снова увидел фотоснимки моря, замков и олеандров, висевшие почти над каждой дверью.

Потом фотоснимки исчезли. Коридор стал уже, паркет сменился камнем. Товарищ К. остановился перед дверью, на которой не значилось ничего. Дверь была белая, не деревянная, а железная. К. толкнул дверь, мы очутились в комнате.

Я не могу назвать эту комнату просторной. В ней не было и 20 квадратных метров. Деревянные полки, заваленные папками дел, тянулись вдоль стен. Стол, два стула. Железные решетки на окнах.

И здесь тоже все носило на себе следы поспешного бегства. Часть папок валялась на полу. Бумаги были изорваны, видимо, кто - то, торопясь уйти, пытался их уничтожить. Связка полотнищ, свернутых в трубки, аккуратно зашпиленных, лежала в углу. К. развернул одно из них. Белыми кривыми буквами на кумаче было выведено по - польски пять слов:

«Долой тиранов! Да здравствует революция!»

Это была комната секретно - политического отдела воеводства, где хранились архив дел политических заключенных, отобранные при обыске листовки, знамена, литература.

Всю ночь мы с товарищем К. просидели в этой комнате. Мы перебирали листовки, иные из них были напечатаны в подпольных типографиях (кривые, слипшиеся строки, неясный шрифт), другие - на ротаторе, третьи написаны от руки:

«Да здравствует красный Май!»

«Долой помещиков! Близок час избавления!»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.