Гений русской музыки

С Чемоданов| опубликовано в номере №295, июль 1937
  • В закладки
  • Вставить в блог

«Иван Сусанин» был поставлен впервые 27 ноября 1836 года. Незадолго до спектакля под давлением двора опера получила патриотическое название «Жизнь за царя». Отношение дирекции театра к Глинке до самого дня постановки было весьма пренебрежительное. По требованию дирекции, композитор должен был дать подписку об отказе «от притязаний на денежное вознаграждение», т.е. от авторского гонорара.

Спектакль имел большой успех. Двор был доволен. Усмотрев в опере пропаганду монархизма, не поняв ее истинного смысла, Николай I милостиво наградил Глинку.

«Русский театр, - писал Кукольник, о первом спектакле, - был свидетелем восторга неописанного, не только восторга, но и умиления. Я сам видел, как плакали многие дамы и мужчины, даже сам царь прослезился. Миша (Глинка. - С. Ч.) болен от избытка счастья, он плакал как дитя в карете». «Успех оперы был совершенный, я был в чаду», - записал автор. Печать также отнеслась положительно к опере. Одна газета назвала Глинку «Колумбом русской музыки». А друзья Глинки: Пушкин, Вяземский, Вильегорский - сложили в честь автора хвалебный канон.

Однако полного единодушия в оценке «Сусанина» не было. Реакционная часть дворянства ворчала, что, дескать, музыка оперы «кучерская», такую музыку можно слышать «на всякой улице». То, что мы превыше всего ценим в Глинке - народное начало, как раз больше всего шокировало его реакционных современников. Острый на язык Глинка в ответ на реплику «кучерская» едко заметил: «Это хорошо и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ».

Вскоре после «Сусанина» композитор принимается за вторую оперу - «Руслан и Людмила». Очарование пушкинской сказки было огромно. Великолепный стих, солнечная жизнерадостность, народность сюжета и языка - все это приковало внимание Глинки к юному творению поэта. Пушкин, увлеченный музыкой Глинки, хотел, по словам последнего, многое переделать в своей поэме, видимо, специально для оперы. Однако обстоятельства не благоприятствовали «Руслану» с самых ранних дней его. Первый величайший удар - смерть Пушкина. «Я желал узнать у него, - говорит Глинка, - какие именно переделки он предполагал сделать, но преждевременная кончина его не допустила меня исполнить это намерение». Осиротевший композитор в замешательстве бросается от одного либреттиста к другому. «Бахтурен взялся сделать план оперы и намахал его в четверть часа, и, вообразите, опера сделана по этому плану. Бахтурин вместо Пушкина! - с ужасом восклицает Глинка, - как это случилось? - сам не понимаю». Шесть человек творили либретто, «иногда под пьяную руку», по свидетельству композитора. Либретто получилось неудачное, разностильное по языку, литературно слабое.

Работа над музыкой «Руслана» протекала в крайне беспокойной обстановке. Служба в качестве капельмейстера придворной певческой капеллы, обучение пению учениц театрального училища, широкая, шумная жизнь в Петербурге, болезнь, семейные неурядицы, сплетни в обществе - все это отрывало композитора от работы и лишало его нужного спокойствия. В семейной жизни Глинка увидел полную пустоту, грубое непонимание, игнорирование его любимого дела. В периоды напряженного творческого труда жена ворчала, что муж много денег тратит на нотную бумагу. Сидя однажды на концерте, где исполнялась седьмая симфония Бетховена, приведшая в глубокое волнение Глинку, жена, заметив это, спросила: «Что с тобой, Мишель?» Глинка едва лишь мог прошептать от волнения: «Бетховен!» После чего жена наивно спросила: «Что же он тебе сделал?» На одной из домашних вечеринок она говорила с презрением о поэтах и артистах, что все они «дурно кончают, как, например Пушкин, которого убили на дуэли», на что Глинка язвительно ответил: «Хотя я не думаю быть умнее Пушкина, но из-за жены себя под пулю не поставлю». Подобными фактами полна семейная жизнь Глинки, кончившаяся разрывом в 1839 году.

Положение Глинки в обществе становилось также все более тяжелым. Зависть, сплетни, тупость окружающей среды, казенщина и бюрократизм петербургской жизни вынуждали композитора отделяться от «света», что создавало ему еще больше недоброжелателей. Временами он был близок к отчаянию.

Однако творческая энергия не умерла в композиторе и давала свои новые великолепные плоды. Работа над «Русланом» двигалась вперед и, кроме того, параллельно с этой работой Глинка дал ряд других замечательных произведений.

В 1842 году, 27 ноября. «Руслан» впервые увидел свет. Это подлинный шедевр Глинки. Нигде еще автор не поднимался на такую высоту, как в «Руслане». Нас, прежде всего, радостно поражает в опере глубокая народность ее музыки. Темы русского песенного характера (хоры, арии Руслана, Людмилы, Баяна) искусно переплетаются в опере с многообразием иных национальных тем: финской (рассказ Финна), персидской (персидский хор), татарскими (ария Ратмира, лезгинка). Пользуясь народными темами, автор дает живописные картины национального быта, выпукло обрисовывает характеры. Музыка «Руслана» глубоко содержательна. Несмотря на обилие фантастики, всякого рода «волшебства» (опера так и названа автором «волшебной») в ней много подлинного реализма, особенно в музыкальных характеристиках героев: храброго Руслана, трусливого Фарлафа, изнеженного Ратмира, доброго Финна и др. - все это живые фигуры, типически воплощающие в себе различные человеческие свойства. Через все произведение проходит ярко выраженная идея торжества света над тьмой, добра над злом. Музыка полна оптимизма, светлой жизнерадостности.

Так высоко ценимый нами «Руслан» не нашел и малой доли одобрения в годы своего появления на свет. Добиться постановки оперы на сцене не составило для Глинки больших трудов, как раньше с «Сусаниным»: он был уже достаточно известным автором. Однако при постановке было немало хлопот и неприятностей. Приходилось кое-что переделывать по требованию дирекции. Например «в танце третьего действия я должен был ввести несколько пошлых фраз, чтобы ловко было танцевать», - свидетельствует автор. Следы вынужденных уступок традициям встречаются и в других эпизодах «Руслана», однако ни плохое либретто, ни частичные компромиссы не отразились существенно на музыке оперы в целом.

Тем не менее «Руслан» уже после постановки принес Глинке много огорчений. Спектакль не понравился, показался тяжелым. Чиновное дворянство, составлявшее главные кадры публики в то время, привыкшее в опере к внешне эффектной итальянской музыке, не поняло и не оценило «Руслана». Николай I с семьей уехал из театра, не дождавшись конца спектакля. «Когда опустили занавес, - с горечью рассказывает автор, - начали меня вызывать, но аплодировали очень недружно, между тем усердно шикали и преимущественно со сцены и оркестра. Я обратился к бывшему в директорской ложе генералу Дубельту с вопросом: «Кажется, что шикают, идти ли мне на вызов?» «Иди, - отвечал генерал, - Христос страдал более тебя». Дело, однако, не ограничилось шиканьем и глуповатой шуткой генерала. Печать также весьма неблагосклонно отнеслась к «Руслану». Реакционер Булгарин зло критиковал оперу. Появилась обидная карикатура: Глинка в одиночестве сидит в зрительном зале театра и аплодирует. Под рисунком подпись: «Глинка в своей опере вызывает автора». Опера слыла настолько тяжелой, что военное начальство нередко посылало провинившихся офицеров и кадетов вместо гауптвахты «отсиживать» «Руслана и Людмилу». Зато Лист, посетивший в то время Россию, высоко оценил «Руслана» и переложил для рояля марш Черномора.

Можно себе представить моральное состояние автора, бывшего свидетелем столь трагической судьбы своего любимого детища. Он все больше и больше после этого начинает ненавидеть царско-бюрократическую Россию и вскоре уезжает заграницу. На этот раз он побывал в Париже, где познакомился с Берлиозом, исполнившим ряд его сочинений, высоко оценившим «Руслана» и написавшим хвалебную статью о Глинке. Оттуда Глинка едет в Испанию - «мечту всей юности», куда его влекли природа, быт, музыка этой замечательной страны. Два года пробыл здесь Глинка и глубоко полюбил Испанию. «Мне в Испании так хорошо, - писал он, - что мне кажется, будто я здесь родился». Глинка внимательно изучает народное испанское творчество. «Хаживал ко мне один погонщик мулов, - рассказывает композитор, - и пел народные песни, которые я старался уловить и положить на ноты». По вечерам он посещает соседей, слушает песни, игру на гитаре, смотрит танцы, сам поет и танцует по-испански. Впечатление от Испании Глинка изложил в двух замечательных оркестровых увертюрах: «Ночь в Мадриде» и «Арагонская хота» (название национального танца), где с большим темпераментом и красочностью на основе народных тем передает полные жизни сцены испанского быта. Это были одни из первых значительных пьес в русской симфонической музыке.

По возвращении из-за границы Глинка живет у матери, в деревне, избегая неприятного ему Петербурга и большого света.

В конце сороковых годов, во время пребывания в Варшаве, композитор создает самую замечательную свою оркестровую пьесу - «Камаринскую», где использует две контрастирующие друг другу русские народные темы - протяжно-лирическую свадебную «Из-за гор высоких» и плясовую «Камаринскую». Чайковский говорил о «Камаринской», что она, подобно тому «как желудь заключает в себе будущий дуб, заключала в себе дальнейшую русскую симфоническую музыку».

Последние годы жизни Глинки отмечены некоторым ослаблением его творческой энергии, что было вызвано разного рода огорчениями и усиливающейся болезнью.

Незадолго до смерти он снова едет заграницу. «Когда б мне никогда не видеть больше этой гадкой страны», - восклицает он при прощании с сестрой. Горькое пожелание композитора осуществилось: он умер на чужбине - в Берлине, вдали от родины. Глинка умер 3 февраля 1857 года. Усилиями друзей тело композитора было перевезено в Петербург, где похоронено на Александро-Невском кладбище. В Петербурге и Смоленске Глинке были воздвигнуты памятники.

Такова горькая судьба одного из величайших гениев русской музыки.

Жизнь Глинки - красноречивейший показатель трагической судьбы в царской России не только русских музыкантов, но и самого музыкального искусства. Последнее не находило себе достойного места в дворянско-бюрократическом обществе, не имело сколько-нибудь благоприятной почвы для своего развития. Тем более гигантскими представляются заслуги таких гениев, как Глинка. Эти гении опирались в своих работах, конечно, на прошлое, на большое, накопленное до них наследство. Глинка опирался на богатейшую сокровищницу народной песни: творчество крепостных музыкантов и композиторов-дилетантов. Однако это наследство он не только приумножил, но и дал огромные качественные сдвиги всему русскому музыкальному искусству. Он внес в музыку большую идейную содержательность, поднял технику на высокую ступень, достойную лучших западноевропейских мастеров, а главное насытил свою музыку народным началом, широко и со знанием дела использовал фольклор разных национальностей, в особенности же так горячо любимую им с детства русскую народную песню. Отсюда слава Глинки как основоположника русской национальной музыки - оперы, симфонической музыки, художественного романса. От слепого и неумелого подражания Западу русская музыка усилиями Глинки вышла на широкий путь самостоятельного национального развития. Глинка, как Пушкин, - создатель национального языка в своем искусстве.

Только советская эпоха по достоинству оценила Глинку, только советская аудитория по-настоящему поняла и полюбила его. Перед этим единодушным, полным горячей любви признанием великого русского музыканта какими жалкими и нелепыми представляются левацкие попытки некоторых «рапмовских» идеологов развенчать гения за его... дворянское происхождение.

Известный критик и искусствовед Стасов называл когда-то оперу «Руслан и Людмила» мученицей своего времени. Сейчас эта опера, как и вся музыка Глинки, - счастливица нашего времени, заблиставшая новыми, невиданными еще до сих пор красками, зазвучавшая светло и радостно, как мечтал о том сто лет назад великий Глинка.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены