В дверях гостиной показывается виноватая спина Полежаева.
ПОЛЕЖАЕВ. Понимаешь, не утерпел. Из Стокгольма проехал в Англию, побывал в Кембридже, куда меня опять звали. Представляешь, как это сложно нынче? Минная зона, еще что-то... А на обратном пути еще банкеты в честь меня устраивали. Нашли время... То минами, то бутылками меня взрывать. А что, ты сердишься?
МАРИЯ ЛЬВОВНА (показываясь за его плечом, после многозначительной паузы). Чтобы я еще раз отпустила тебя без меня! Я-то думаю: почему он сидит в Стокгольме, что там делать? Только получить премию. А он, смотрите. И ни одного письма. Ну и авантюрист! А как ты домой попал без звонка?
ПОЛЕЖАЕВ (пятится, пропуская вперед Марию Львовну). Смешно. Да ключ-то у меня с собой.
МАРИЯ ЛЬВОВНА (недоверчиво). Ну-у? Я была уверена, что ты его потерял. Посеял где-нибудь... в минной зоне.
ПОЛЕЖАЕВ (довольный и оживленный, в изящном английском пальто с черным бархатным воротником, с небольшим саквояжем в руке, проходит в комнату). Вот еще, потерял! На, посмотри, пожалуйста.
(Безуспешно роясь в карманах, тревожно оглядываясь на Марию Львовну). Неужели я его обронил на лестнице? (Порывается бежать в прихожую, но оттуда в этот момент выставился до половины туловища дворник и тянет руку с ключом.)
ДВОРНИК (СИЛИТСЯ объяснить). Дмитрий Илларионович, так я же вам и открыл сейчас. А ключ вы еще прошлый раз в двери оставили. Только уехали, гляжу: торчит в скважине (заботливо обтерев о полу, отдает ключ).
ПОЛЕЖАЕВ (молча выхватывает ключ, косясь на Марию Львовну и, когда дворник исчезает, злобно шипит ему вслед). Ух-ты! Скважина!
МАРИЯ ЛЬВОВНА (дотрагиваясь до него рукой). Не сердись на него, Дима.
Веселый и улыбающийся Полежаев идет к окну, с удовольствием осматриваясь вокруг себя, нюхая цветы, расправляя листья. Особенное внимание уделяет рослому кактусу на подоконнике.
ПОЛЕЖАЕВ (с нежностью гладит его, и, наклонившись, отдергивает руку). Смотри, как он вырос без меня! Молодец! Ну да мы тоже не теряли время. (С живостью оборачивается.) Какую я там речь закатил!
МАРИЯ ЛЬВОВНА. Пожалуйста, раздевайся. Расскажешь все по порядку.
ПОЛЕЖАЕВ. По порядку неинтересно. Сначала я главное покажу. Не ходи, не ходи за мной.
Исчезает в прихожей, утаскивая за собой чемодан. Мария Львовна усаживается на стул против двери, предвидя какой-то фокус. Полежаев тотчас же появляется как трансформатор. Он чинно выходит в мантии и шапочке доктора естественных наук Кембриджского университета. Важно откашливается и начинает речь.
ПОЛЕЖАЕВ. Милостивые государи! Когда Гулливер осматривал академию в Лапуте, он обратил внимание на человека сухопарого вида (с легкой улыбкой оглядывает себя), сидевшего, уставив глаза на огурец, запаянный в стеклянном сосуде. На вопрос Гулливера диковинный Человек пояснил ему, что вот уже восемь лет, как он погружен в созерцание этого предмета в надежде разрешить тайну солнечных лучей. (Небольшая пауза, легкий поклон в сторону аудитории.) Я должен признаться, что перед вами именно такой чудак. Около сорока лет я провел, уставившись если не на зеленый огурец, закупоренный в стеклянную посудину, то на нечто вполне равнозначащее, на зеленый лист в стеклянной трубке. (Берет высокий, узкий стакан, вовремя поданный догадливой Марией Львовной, и поднимает над головой.) И внимание мое было занято как раз этой тайной - улавливания и запасения впрок солнечных лучей. (Стоит, выдерживая минутную паузу, пока Мария Львовна выражает свое восхищение, и милостиво улыбается ей.) Что, интересно? А дальше уже не очень. Дальше не стоит.
МАРИЯ ЛЬВОВНА. Дуся!
ПОЛЕЖАЕВ. Понимаешь, я расчувствовался, и конец получился гораздо скучнее.
МАРИЯ ЛЬВОВНА. Ну, хочешь я стану на колени?
ПОЛЕЖАЕВ. Да уж ладно! Вот дурочка! (Далее говорит серьезно, почти грустно.) Мой труд, я сказал... как и жизнь моя... близится к концу. Через год я надеюсь опубликовать результаты. Хочется думать, что к тому времени война кончится, кончится связанное с ней разъединение ученых Европы. И через год, празднуя праздник мира, вы уже с легким сердцем снова соблаговолите выслушать меня здесь, в стенах этого старейшего университета. (Стесняясь пышности своих слов, поясняет.) Это я говорил в Кембридже, не забывай.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.