Украина в огне

Всё задрожало. Всё, что двигалось в передних рядах, было разорвано и покалечено сокрушительным огнём, однако следующие ряды не повернули вспять. Голое немецкое мещанство лезло через трупы вперёд и падало грудами «а мины, на пулемёты. Рыжий ефрейтор Густав Шмуцке лез напролом, как завороженный. Был ли он храбр и отважен? Он не был ни храбр, ни отважен: он выполнял высший закон своей жизни в войне - приказ; он сходил с ума от ужаса, но сзади были пулемёты, а впереди земля, гектары! Как он хотел земли! Как он добивался её! Он хотел уничтожить на ней всё живущее. Целый год он колупал её пальцами, растирал на ладони, нюхал, брал её в рот, чмокал губами, и водянистые глаза его блестели радостным блеском.

«О, моя земля, моя, моя!»- думал он с жадной дрожью.

Пьяный автоматчик Шмуцке упал с разбегу в яму прямо на бронебойщика Ивана Лободу.

Долго боролись, они в бронебойной яме, но Иван задушил его и набил ему полный рот родной земли. Потом, тяжело дыша, он поднялся, посмотрел в сторону батареи.

Её уже не было видно. С левого фланга к ней уже двигались немецкие танки с огнемётами. Огнемёты метали огонь. Всё потонуло в дыму.

Напрасно вызывал молодой Кравчина батарею Запорожца: никто ему не ответил. Выстрелили запорожченковы хлопцы все положенные им в жизни снаряды, добре потрудились и попадали спать на вечные времена.

Смерть не поскупилась на них, не пожалела на них ни красок, ни грима, ни зияющих ран, ни жесточайших, нелюдских ожогов. Каждому отпустила она пудов по двести горячих осколков и пуль и огненных шаров.

Никто уже не узнал бы их: ни отцы, ни матери, ни жёны. Да и сами они в последний час не узнавали друг друга: так изменили их страсти смертного боя.

Танки пошли на батарею Сироштана. С мучительным трудом добрался Сироштан к телефону. Кровь заливала ему лицо. Он облизывал её, солёную, и протирал липкой рукой окровавленные, вытекшие свои глаза. Кое - как нашёл телефонную трубку. Мины крякали вокруг, словно гигантские жабы - ква, ква, ква, ррр!

- Товарищ капитан! Что делать? Закидает минами!

- Га?

- Минами закидает! - плевался кровью Сироштан.

- А ты что думаешь, Сироштан? Вареников с вишнями закинут тебе немцы, га? Я знаю тебя, ты любишь вкусные блюда, - пробовал Кравчина поддержать дух командира шутками, - Сироштан, алло!... Га? Стоять!...

- Да! - сказал Сироштан.

А стоять уже было не с чем. Не было снарядов, и расчёты ранены. Вдруг мины умолкли. На батарею шёл тяжёлый вражий танк. Слепой Сироштан бросил трубку и заметался по земле в поисках приготовленных мин.

- Не вижу я мин, где они? - шептал он, шаря вокруг окровавленными руками. - Покажите, где они?

- Вот они, - сказали раненые.

Тогда, надев их на себя, два диска, Сироштан выпрямился.

- Прощайте, браты! Хай живе наша маты Украина! Хай згине тьма! - И пошёл навстречу фашистскому танку.

Он был слепой, но в эту минуту ему суждено было увидеть и Муру, и Джека, и Рихарда, и. Тимура, и весь мир. Он вмещался в его молодом горячем сердце. Под ногами его содрогалась земля Молитесь, матери, молитесь!...