Наш класс

Немедленно в «Нашем дне» появилась заметка об этом случае, и поднялась целая кутерьма. Спорили, горячились, узнавали мнение своих самых любимых педагогов, наконец, решили серьезно поговорить о дружбе и товарищеских взаимоотношениях на собрании комсомольской группы.

Все это еще больше сблизило нас, помогло лучше узнать друг друга. Здесь кстати вспомнить одну историю, которая произошла еще в 1938 - 1939 учебном году. Появился у нас в классе новый ученик, комсомолец Валя К. Приехал он откуда - то издалека, кажется, из Башкирии. Там учился хорошо, а у нас с первого же дня стал получать «плохо» да «плохо». В «деловом» отношении мы и до дискуссии о дружбе были всегда очень спаянными. Чуть классу грозит опасность потерять свое место в соревновании из - за отставания кого - нибудь из ребят, все бросаются на выручку. Так было и с Валей. Но то ли его застенчивость, то ли наше нетерпенье и неуменье, - ничего у нас не выходило. Объясняем ему, бывало, в три голоса, стараемся, и кажется нам, все он знает. А вызовут - мнется, вздыхает, молчит и в журнале - «плохо». Мы начали злиться. Сначала кое - кто стал поговаривать: «Валя безнадежен», - а вскоре все от него отвернулись. Все, кроме Жоры Р., одного из наших комсомольцев.

Жора продолжал утверждать, что мы ничего не понимаем, что Валя «еще себя покажет». Мы насмешливо пофыркивали. У Жоры была одна черточка: он любил опекать, покровительствовать, и в его отношении к Вале мы, признаться, усмотрели именно это.

Кончилось тем, что Жора перессорился с половиной класса, с одной из нас, пишущих эти строки, даже не разговаривал очень долго, но Вали не оставил. Мы знали, что все уроки они готовят вместе. Однако учился Валя все так же плохо. Наш класс из - за этого потерял хорошее место в соревновании. Все мы молча негодовали.

Наступили зимние каникулы. После нового года, в первый же день занятий, один из педагогов вызвал Валю К. к доске. Пока он, как обычно, неуклюже и смущенно шел через весь класс, одна из нас бросила алую реплику:

- Хоть бы в первый - то день журнала не пачкали!

Валя вспыхнул, а Жора, погрозив кулаком, пообещал «расправиться со всеми, кто ставит подножки...» Водворив тишину, учитель начал спрашивать Валю. И вдруг, к общему изумлению, Валя заговорил. Он отвечал очень тихо, очень робко, но отвечал. Право, за этот ответ со спокойной совестью можно было поставить «хорошо». Однако педагог, возможно, зараженный нашим отношением, вывел только «пос». Назавтра Валю вызвали вновь, уже по другому предмету, и опять повторилась та же история: он отвечал хорошо, но ему снова поставили «пос». Жора вскипел. Ему казалось, что во всем виноваты мы. И он потребовал созыва группы. Он обвинял нас в «некомсомольском поведении», в «подвохах», в «настраивании» преподавателей. Мы тоже наговорили ему немало обидного. Но выяснилось одно: все каникулы напролет Жора с утра до вечера занимался с Валей и помог ему стать вровень с классом. Мы принесли повинную. Помнится, даже ходили к директору объяснить положение вещей. Надо сказать, что в 10 - й класс Валя перешел с отметками «хорошо» и «отлично», и после этого уже никто не сомневался в силе товарищеской помощи.

Вот эту историю вспомнили во время дискуссии о дружбе. И вспомнили, конечно, не случайно. В 10 - м классе мы стали краснознаменным классом. Очень упорно, страстно велась борьба за успеваемость. Следовательно, вопрос о товарищеской взаимопомощи, о дружбе особенно волновал всех.

В школе было два красных знамени. Соревновались за них все старшие классы, начиная с седьмых. Одно из этих красных знамен - ежедекадное - переходило каждые десять дней в тот класс, который имел лучшие отметки за декаду. Другое красное знамя, присуждавшееся за четверть, вручалось в очень торжественной обстановке.

Кажется, никогда не забудется волнение, которое неизменно возникало перед вручением знамени. «Лазутчики» бегали в параллельные классы выяснять результаты подсчетов, на переменах обменивались новостями, спорили, горячились.

Наступал торжественный день. Мы все выстраивались по классам в зале на школьную «линейку». Выходил директор, произносил коротенькую речь и оглашал отметки, останавливаясь подробно на наиболее крупных школьных событиях. Потом представитель класса, не сумевшего удержать знамя, стиснув зубы, сдавленным голосам произносил ставшую традиционной фразу:

- Отдаем, но постараемся вернуть!

А получивший знамя, гордо усмехаясь, отвечал:

- Постараемся не отдавать!

Перейдя в 10 - й класс, мы все, и в особенности комсомольцы, зареклись знамени не отдавать.

В каждом номере «Нашего дня» стали появляться взволнованные напоминания о взятых обязательствах. Едкие карикатуры и эпиграммы сыпались на головы тех, кто мог подвести класс.

Наш «знаменитый» математик Юра С. организовал специальный математический кружок и даже выпустил особую математическую газету, в которой поместил любопытные загадки, задачи и биографию великого математика Эйлера, чтобы, как он объяснял, «развить вкус к математике у неисправимых гуманистов».

А «гуманисты» в свою очередь с жаром принялись устраивать литературные и исторические вечера, доклады, диспуты, чтобы показать «узколобым» математикам всю глубину сокровищницы мировой культуры.

Теперь, оглядываясь назад, мы ясно видим, как соревнование на лучшую успеваемость рождало у нас потребность в глубоких и всесторонних знаниях. Помнится, мы проходили историю первой империалистической войны. Одна из нас достала в библиотеке мемуары Пуанкаре и, отвечая урок, сделала какую - то ссылку на эту книгу. По программе этого, конечно, не требовалось но весь класс захотел прочесть мемуары.

Как поветрие, проходило у нас по классу увлечение той или иной книгой. Еще в 8 - м классе, по предложению Алексея Николаевича Хмелева, мы создали свою классную «передвижку». Книги приносились из дому. В 10 - м классе у нас уже был другой классный руководитель. Но традиции, заведенные Алексеем Николаевичем, продолжали жить. Все еще работал исторический кружок. Ездили в Новгород, в Ленинград, в подмосковные места: Пушкинское, Новый Иерусалим. Часто ходили в Исторический музей и в Третьяковскую галерею.