- Я не буду бранить тебя, мальчик: ты уже достаточно наказан. Вот к чему это привело. Ты все внушал себе: «Я еще успею, выучу завтра», - и вот видишь, что произошло... Да... - продолжал он, - это общая беда всех эльзасцев, все они откладывали учение на завтра. Теперь нам могут сказать: «Вы считаете себя французами и не умеете ни читать, ни писать на вашем родном языке...» Во всяком случае, Франц, ты виноват меньше других. Все мы заслуживаем упреков. Ваши родители мало заботились о том, чтобы дать вам образование. Они предпочитали посылать вас на работы в поле или на прядильную фабрику, чтобы заработать больше денег. И мне самому есть в чем упрекнуть себя. Разве я не заставлял вас поливать мой сад в часы занятии и не отменял уроков, когда мне хотелось поудить камбалу.

Итак, слово за слово, господин Хамель рассказал нам о нашем родном языке, называя его красивейшим языком мира, самым ясным, самым разнообразным и богатым. Он призывал нас сохранить его и никогда не забывать. Он сказал: «Когда один народ попадает в рабство к другому, до тех пор, пока он хорошо знает свой язык, он держит в своих руках ключи от своей тюрьмы».

Потом он перешел к грамматике и дал свой последний урок. Удивительно, как все было ясно и понятно. Все, что он говорил, казалось легким, легким. Я никогда не слушал его так внимательно, да и он, пожалуй, никогда не объяснял так терпеливо. Казалось, бедный учитель хочет передать нам все свои знания и заставить наши головы запомнить это навсегда.

Мы перешли к письменному. На этот раз господин Хамель приготовил нам упражнение, состоявшее из новых примеров. Мы выписывали слова: ФРАНЦИЯ, ЭЛЬЗАС, ФРАНЦИЯ, ЭЛЬЗАС. Эти слова как знамена развевались по всему классу. Надо было видеть, как все старались и какая стояла тишина. Только перья скрипели по бумаге. Вдруг в комнату влетели майские жуки, но и на них никто не обратил внимания, даже самые маленькие, и те старательно выписывали свои палочки, уверенные в том, что они изучают французский язык.

На крыше школы тихо ворковали голуби, и, слушая их, я невольно подумал: «А не заставят ли и их ворковать по - немецки?»

Время от времени, поднимая глаза от тетради, я видел, как осматривает господин Хамель окружающие его предметы. Казалось, он хочет унести в своем взгляде весь класс. Подумать только! Он прожил здесь сорок лет, видя перед собой этот дворик и этот всегда одинаковый класс. Обновлялись полировкой только скамейки и парты, подросло ореховое дерево на дворе, да хмель, который он сам посадил, разросся вокруг окон до самой крыши. Как досадно ему было расставаться со всем агам! Над головой слышались шаги его сестры, закрывавшей сундуки с вещами. Завтра они должны уехать, оставить этот город навсегда.

Он нашел в себе силы довести урок до конца. После письменного был урок истории. Потом малыши пропели хором свое «ба - бэ - би - бо - бу». В глубине комнаты старик Хаузер, надев очки и держа обеими руками букварь, читал по складам. Видно было, как он старался. Голос его дрожал от волнения. Это было так смешно, что всем захотелось смеяться и плакать.

Ах, никогда не забуду этого последнего урока!

Вдруг часы на колокольне пробили полдень. За ними прозвучал ангелиус. И тотчас же под нашими окнами затрубили рожки пруссаков, возвращавшихся с полевых учений. Господин Хамель побледнел и встал. Никогда он не казался мне таким высоким.

- Друзья мои... друзья... я... я... - что - то сдавило ему горло.

Он не мог закончить фразу. Тогда он повернулся к доске, взял кусочек мела и, нажимая им изо всех сил, написал как можно крупнее: «Да здравствует Франция!»

Он прижался лбом к стенке. Не говоря больше ни слова, движением руки он дал нам понять, что все кончено и мы должны уйти...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.