- Ребята, давайте писать!

Я написал на доске список учебников. Буквы получались у меня неровные, строчки кривые. Это вызвало в классе новый иронический смешок и ядовитое шушуканье.

Когда прогремел звонок, ученики, не дожидаясь моего разрешения, вскочили с парт и в беспорядке бросились из класса. Я вышел последним...

Приехав в Арково, я сказал:

- Вот теперь - то, наконец, я у цели!

Правда, я не тешил себя иллюзиями и догадывался, что на моем пути встретятся острые подводные камни. Но зато я был полон энергии и радужных планов. После первых же дней работы в школе я основательно не взлюбил педагогику. Сколько бессонных ночей провел я над составлением только одних учебных планов! Я никак не мог уложить в один урок намеченную тему. Мой урок, если изобразить его на плоскости, походил не на мастерский рисунок, а на злую карикатуру.

Я стал раздражительным и угрюмым, старался после занятий не задерживаться в школе, не встречаться с учителями.

Я обвинял себя в бездарности, в том, что ничего не понимаю в педагогике, и впервые подумал, на своем ли я месте. Я был близок к тому, чтобы бросить учительскую работу, перечеркнуть все свои мечты о деятельности просвещенца, забыть четыре года вузовской учебы.

А потом мне стало стыдно до слез за свое малодушие. В эти трудные минуты я вспомнил свои школьные годы в деревне и любимую учительницу Елизавету Павловну. Это были годы разрухи, голода и кулацких мятежей. Вместе с учебниками мы, крестьянские ребятишки, приносили в школу на занятия то пузырек керосина, то поленце дров. Отопление, освещение и уборка школы целиком ложились на плечи учительницы и ее питомцев. За неимением бумаги мы писали на старых газетах и церковных книгах. Чернила делали из кирпича, свеклы, печной сажи, синьки и дубовых яблочек. Мы собирали также «сердечки» - грифеля карандашных огрызков - и вставляли их в стебли конопли. Затем туго - натуго перетягивали суровой ниткой стебли, начиненные графитом, и карандаши были готовы.

Елизавета Павловна была настоящей героиней. Сколько скромного мужества надо было иметь и как бескорыстно любить детей, чтобы работать в таких условиях! Для каждого школьника она находила особое слово, будила ребячью любознательность, воспитывала любовь к науке и труду. Мне, мордовскому мальчику, трудно пришлось в школе среди русских сверстников. Моя речь, смешанная из русских и мордовских слов, вызывала у ребят громкий смех. Елизавета Павловна сумела объединить нас в единый коллектив и сделать друзьями.

А сейчас... Я много думал о причинах своих неудач. Можно ли сравнивать школу тех лет с теперешней? Нет! Но почему же у меня ничего не получается толком? Тогда я не нашел ответа на эти мучительные вопросы. И только впоследствии я понял, что пединституты начала тридцатых годов не давали студентам прочных знаний. Пресловутая лженаука - педология - основательно нас покалечила. Придя в школу, молодые педагоги беспомощно терялись и робели как малыши.

Я понял, что надо немедленно снова браться за учебу. Начал жадно читать педагогическую литературу. Книг было, к сожалению, очень мало, и я часто думал, почему не издана до сих пор библиотечка педагога. Сотни тысяч молодых учителей давно с нетерпением ждут такой библиотечки. Подумать только, сколько сил и времени они тратят, чтобы постигнуть тайны «педагогического процесса»! Они невольно превращаются в педагогических Колумбов и должны вновь открывать давно открытые Америки.

... Мгла постепенно начала рассеиваться. Я начал овладевать важнейшим средством педагогики - композицией урока. Вначале приходилось на планы и подготовку к уроку тратить уйму времени. Теперь я ясно видел предстоящий урок: где надо будет его активизировать, где сделать паузу, где нужно «фортиссимо», где «пианиссимо». Я знал, в каких местах дети весело рассмеются, где притаят дыхание.

И мои прогнозы оправдывались. В эти счастливые минуты полного единения с моими питомцами забывались все трудности и неудачи.

Оживали дорогие образы Пушкина, Белинского, Лермонтова. Волнуясь сам не меньше детей, я с увлечением рассказывал об этих гениях. В классе тишина. Нет прежней скуки, нет убийственного равнодушия. Для оживления урока использованы патефон, альбомы, плакаты, и я отдыхаю в учительской, твердо уверенный, что этот урок дети запомнят надолго.

С каждым днем я все больше увлекаюсь своей профессией. Совестно вспомнить отчаяние первых дней! Тогда я шел в класс со страхом, а теперь иду как на праздник.

Как радостно сознавать, что беседами о литературе, о прошлом и настоящем нашей родины я расширяю кругозор моих учеников! Они мужают, воспитывая в себе человеческое благородство, честный, открытый характер, самоотверженность, любовь к родине, преданность великому делу Ленина - Сталина.

Я начал придирчиво следить за собой, изучать свою внешность, жесты, привычки и прислушиваться к своему произношению. Я обнаружил, что у меня пропасть «мелких» недостатков. Я стараюсь быть ровным, мягким, но требовательным в обращении. На урок неизменно прихожу вовремя, аккуратно одетый, чисто выбритый...

Изменилось и поведение учеников, точно все мои усилия отразились во множестве зеркал. При моем появления ребята застегивают вороты рубашек, приглаживают волосы. Перед уроком тщательно убирают класс, а доска даже излучает сияние: так она чиста.

Мир ребят стал мне близким, родным. Я уже по выражению ребячьих глаз безошибочно читаю их мысли; растет ко мне теплая детская привязанность.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.