Больше трех часов занял обратный путь. И сразу же Жураковский заснул как убитый. На рассвете Филиппов его растолкал:
- Вот что, друг, иди один. Авось доберешься.
- Ты что, с ума сошел? Вместе страдали, вместе и помрем.
Сколько ни доказывал Филиппов, что глупо, бессмысленно погибать двоим, если есть хоть небольшой шанс спастись одному, - Жураковский оставался непреклонен. Поколебал его лишь довод:
- Ты пойми, Миша, удастся тебе дойти, и я спасусь, иначе пропали мы оба.
Наконец Жураковский сдался. Они условились, что Филиппов ждет еще сутки. А тогда он волен делать с собой, что хочет.
Жураковский ушел не простившись: ведь не на век же они расстаются...
Филиппов остался один. Совсем один. На душе скверно. Острее как-то стали ощущаться и боль, и холод, и жажда, и голод. То, бывало, прижмешься к другу - легче и теплее как-то станет...
К вечеру сделалось совсем плохо. Филиппов почувствовал, что замерзает. Пропитанная насквозь водою шинель затвердела на морозе и ничуть не согревала. Мокрые рукавицы тоже не грели, Филиппов выбросил их. Он сжался комочком, а больную ногу обмотал свитером и зарыл в снег. Он ее не чувствовал, она была совсем как деревянная. Страшно хотелось пить. Пригоршнями набирал он снег и набивал им рот. Легче от этого не становилось. Болело горло. Филиппов жевал горькие иглы елей, прошлогодние листья брусники.
Он умирал и знал это. Мысли путались. Порою наступало забытье. Но этого-то он и боялся. Только бы не уснуть!... Сон - это конец. Сколько прошло времени, давно ли ушел Жураковский, он не знал. Но он все ждал, ждал...
Что это: шум в ушах или шелест? Словно кто-то скользит на лыжах. Машинально протянул руку за автоматом: оружие он держал под собою, чтобы согревать его. Шелест приближался. Вскоре можно было расслышать и голоса. Говорили по-русски.
- Его здесь нет, - услышал Филиппов.
- Я здесь! - изо всех сил закричал он. Вместо крика из его груди вырвался еле слышный стон.
... Филиппова нашли. Его уже занесло в яме снегам, иглами: ночью была метель. Товарищи разрезали ему сапог, брюки, обмыли снегом раны, перевязали, дали немного спирту, шоколаду. Филиппов уснул.
Весь вечер и всю ночь тащили его на составленных из лыж санях. Дорога была тяжелая. Часто бойцам приходилось останавливаться, чтобы раненый мог отдохнуть, подкрепить силы.
К утру Филиппов был уже среди своих.
Из Ухты прибыл санитарный самолет. Филиппова завернули в меховое одеяло и уложили на удобную койку.
На пути к Ухте самолет сделал посадку на острове.
- Еще одного раненого возьмем, - объяснил летчик.
И в кабину внесли Мишу Жураковского.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.