В 6 часов вечера у Большого театра

Кончились школьные годы. Вот как писал об этом в классной стенгазете «Планерист» лирически настроенный десятиклассник:

«Нам весело. Пускай за окном хлещет дождь. Мы идам в жизнь, шумную, бурливую, неизвестную, глядим туда смело и бодро. Жаль расставаться, да ничего не поделаешь, когда-нибудь да надо! Счастливого пути, милые школьные товарищи милых школьных лет! Мы уже выросли, мы чувствуем в себе такие силы необъятные, что «дайте нам точку опоры - и мы перевернем весь мир». Разве это не прекрасно? Так бы вот и выпрыгнул из себя куда-нибудь, сотворил бы что-нибудь необыкновенное да такое, чтобы весь мир, все люди засияли от радости!»

Это было написано пять лет назад, и вот через пять лет все они снова собрались за большим столом.

Нет, не все. Нет с ними милого товарища, родного человека, - Яши Володарского. Яша убит на фронте в боях с белофиннами. Товарищи знали его смелым и отважным мальчишкой. Он вырос и стал смелым и мужественным человеком, коммунистом и умер, как умирают герои.

Он писал им с фронта. Писал в перерыве между боями, без точек и запятых, торопясь сказать как можно больше. Бледные карандашные каракули порядком стерлись, и на сгибах страниц образовались дыры. Видно, что часто переходили эти письма из рук в руки. Много у Яши друзей.

Здесь они прочитали его письма снова:

«Друзья, я, конечно, никогда не сомневался, что в трудную минуту вы меня поддержите, и не ошибся. Ваши письма приносят мне большую радость. Как хорошо вспомнить родную школу, родное Останкино, родных друзей! Вы замечаете, что у меня очень часто встречаются слова «родной», «родные»? Не знаю, чем объяснить, это слово не выходит у меня из головы.

... Итак, я, то есть Яшка, военный (смешно, но факт). Вас, моих дорогих друзей, с которыми я провел все свое счастливое детство, юность, молодость, я хочу заверить, что если мне придется умереть, я сумею умереть с честью. Буду биться до последней капли крови... Но, друзья, это я пишу так, на всякий случай... Я хорошо помню, что у нас заготовлено одно событие, которое мы все вместе должны отпраздновать...»

Праздновать пришлось без Яши. Он умер, тело его далеко, на Карельском перешейке, в глухой деревушке Райкинен. Но слова его и мысли здесь, с друзьями, и каждый из них, если нужно для родины, готов умереть такой же славной смертью, как он.

Галя Каракова открыла толстую тетрадь и крупным ясным почерком, не изменившимся за пять лет, сделала первую запись:

«В бою за социалистическую родину верный воинской присяге Володарский Яков Давидович пал смертью героя».

Так было условлено пять лет назад: на встрече каждый из присутствующих держит ответ перед товарищами, что сделал он за пять лет, и, если сделал мало, кто виноват.

Первым отчитался Давид Завельгельский. Первый год после школы он работал (как большинство здесь сидящих), а остальные четыре - учился в институте. Будет врачом. В прошлом году «делал первую операцию. Дело было так. Дежурил в клинике. Вдруг приносят старушку, сшибленную трамваем. Нужна немедленная операция, а никого из хирургов нет. Делать операцию или не делать? Ждать? Но больной может стать хуже, и тогда уже никакая операция не поможет. Оперировать одному, самостоятельно, никогда еще не приходилось. Вдруг что-нибудь не так? И все-таки решил делать...

Старушка потом жала руку и говорила: «Спасибо, доктор». А у него не хватило духу признаться, что он только через два года будет доктором, а пока - студент 3-го курса.

Галя Каракова. Впрочем, она уже давно не Галя, а Галина Ивановна. Она преподает историю в старших классах. В то же время учится, аспирантка. Кроме того, у нее две дочери. Конечно, было трудно, но ничего.

Как она все это успевает, присутствующим все же непонятно. Но, если вспомнить, она еще в школе всегда все успевала, хотя остальным часто не хватало двадцати четырех часов в сутки.

(Мы приводим эти лаконичные отчеты почти стенографически. Такими они и были. И то друзья еле успели кончить к двум часам ночи. Тосты, песни разумеются сами собой, и мы их тут не приводим. Все отчеты записаны в толстой, специально для этого приобретенной тетради, которая хранится вместе со всем архивом бывшего пионерского отряда).

Григорий Иванов. Кончает институт. Готовится стать конструктором. Далеко не всегда школьник может определить свое призвание, но Иванов станет тем, кем намеревался стать с детства, - конструктором. Он еще в школе всегда что-то изобретал, носился с разными техническими идеями, несмотря на скептические усмешки окружающих. Теперь он, наконец, сделал настоящее изобретение, и даже его придирчивые друзья не могут опровергнуть этого. Он сконструировал самосвал, принятый в производство, как промышленный образец.

Маша Мазурова. О ней надо сказать подробнее. В свое время педагоги называли Машу «дитя природы»; это было вежливой заменой более точного выражения - «сорвиголова». В младших классах о ней ходили даже легенды. И меньше всего можно было тогда предположить, что она выберет для себя педагогическую работу.

Тем не менее, это так. С тех пор как она кончила школу, все эти пять лет она была вожатой. Теперь она старший вожатый школы № 287. Первые ее пионеры уже выросли и приходят к ней советоваться во всех случаях жизни, как сама она ходила к своей вожатой Вале Сарычевой. Маша Мазурова все время даже немного гордилась этим. Но тут, на встрече, стало обидно: что же это она все сидит и сидит в школе, а другие вон уже что успели? И, почувствовав себя вновь в своем пионерском отряде, который все ей простит, она состроила постную физиономию и сказала замогильным голосом: