Звонко ударил молот о наковальню. Звук этот, чистый, серебряный, рванулся ввысь, а вслед ему эхом поплыли частые «подголоски» – видно, в кузне отбивали литовки, готовились к косьбе. Травы нынче уродились сочные, густые, и тут главное – не упустить момента, не дать им полечь под солнцем, выцвести.

– Дедко Микола, а дедко Микола, может, мне каганец наладишь?

Из кузницы выглянул старик.

– К вечеру загляну, Агриппина. А литовку свою забирай.

Дед был приземист, широкоплеч и, по всему видать, еще крепок.

На голове – видавший виды войлочный брыль, кожаный кузнечный фартук порыжел от времени и от горнового огня. Прикрывая глаза ладонью, он глянул вверх.

– Как бы не задождило...

– Не должно, – успокоила Агриппина, – вон как небо по закату высветило чисто... Погожий день будет.

Она стояла, опершись о тын, возле перелаза. На плечи поверх нарядной голубой кофты накинута праздничная свита – легкое шерстяное пальто, расшитое замысловатыми яркими узорами.

День клонился к закату. Й хотя еще солнце припекало, в воздухе уже чувствовалась предвечерняя свежесть, и с прудов тянуло прохладой.

...Я вздрогнул, услышав звук, столь неуместный, неправдоподобный сейчас, – звук мощного автомобильного мотора. «Икарус» – сверкающий лаком, никелем, яркий, стремительный ковчег двадцатого века – круто развернулся на заасфальтированном пятачке. .

Гид, девушка в джинсовом костюме, золотоволосая, улыбчивая, будто высвеченная изнутри солнечным теплом, спрыгнула с подножки автобуса.

– Мы с вами находимся в Музее народной архитектуры и быта Украины, – сказала она экскурсантам, которые спешно нацеливали объективы фото- и кинокамер на необычные экспонаты.

Чуть помедлив, девушка-гид добавила:

– Это один из крупнейших в Европе музеев под открытым небом...

Почти таким же тихим летним вече-

ром швейцарский ученый Чарльз Бонстенттен не спеша прогуливался по тропинкам Королевского парка в Северной Зеландии. Природа располагала к размышлениям, и ученый подумал, что неплохо было бы создать на берегу моря в тенистом еловом лесу английский парк, «где стояли бы домики лапландцев, мешканцев с Фарерских островов, крытые камышом, зеленоватые дома исландцев в народном стилевом убранстве...». Мысль эту он записал в дневник, став таким образом первым теоретиком музеев под открытым небом. А практически идею эту осуществил столетие спустя, в 1891 году, ученый-этнолог Газелиус. Шведский «Скансен» – первенец в долгом и солидном роду этномузеев и этнопарков мира – и поныне один из лучших.

Первым отечественным музеем под открытым небом мы можем считать Московскую сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку 1923 года. Это была поистине вся Страна Советов в миниатюре. С рублеными крестьянскими избами Сибири соседствовали здесь калмыцкие кибитки и киргизские войлочные юрты. В шалашах-чумах «жили» .самоеды, остяки, тунгусы... В воздухе замирали протяжные крики ишаков и мычание российских буренушек. Лихой украинский гопак перемежался с ритуальными танцами якутов и чукчей. В нежное грузинское многоголосье врывалась лихая, занозистая частушка волгарей.

Но постоянно действующий этнографический музей под открытым небом был создан лишь год спустя в Латвии. «Бривдабас» и считается старейшиной среди сорока подобных ему музеев нашей страны.

В Риге и Каунасе, под Ленинградом и Новгородом, возле Горького и Улан-Удэ бережно, любовно воссоздается зримый облик Прошлого.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.