Афанасий Куликов начал занятия с одержимостью человека, увидевшего наконец реальный путь к осуществлению своей мечты. И работал тоже одержимо, чтобы обеспечить себе возможность учиться и регулярно посылать деньги в деревню родным, которые в его помощи крайне нуждались. Зарабатывал на хлеб Куликов весьма нелегким трудом в стенолазной мастерской по росписи церквей. Так что тратить время на участие в крикливых сборищах ультралевых живописцев, которые выдвигали расплывчатые программы якобы нового, «революционного», искусства, он не мог и не хотел. Афанасий Куликов четко сознавал, что ему нужно еще очень многому научиться: у Архипова, близкого ему крестьянскими темами, – поэзии русского национального пейзажа, у Серова и Коровина – силе реализма и глубине психологического проникновения в сущность человека.
Афанасию повезло. После трех лет пребывания в Училище он попал в класс к Серову. Куликов успешно осваивал живописные принципы маститого художника. Эскиз, на котором он изобразил зимнюю, в глубоких сугробах улицу провинциального городка, вызвал горячее одобрение учителя. На обороте холста Серов размашисто написал: «Похвала» – и расписался. Об успехах студента Куликова в те годы говорят и другие его работы – «Этюд женской головы», портрет И. И. Кузьминой.
В 1912 году Афанасий Куликов вышел из портретного класса с правом писать картину на звание художника, но от выполнения ее уклонился. Впоследствии он напишет в своей автобиографии: «Я понимал, что картину надо писать, именно картину. Я не написал, считая себя не созревшим для столь великого дела, к диплому же относился отрицательно. В это время я поразился живописным мастерством Рубенса, Тициана, Ван-Дейка, а фрески ярославских церквей привели меня в восторг, равный пережитому в детстве при создании расписных дуг, подносов, пряников, чайников, цветастых ярких ситцев и всей, тогда неизъяснимой, прелести родных праздников». Это признание художника проливает свет не только на его личность, требовательную к себе и удивительно скромную, но во многом подсказывает отгадку того, почему же Афанасий Куликов, твердо усвоивший традиции Серова и готовый продолжать их, направил свое творчество по другому пути, на котором ему суждено было сказать новое слово.
Безусловно, обращение Афанасия Куликова к лубку произошло не вдруг. Дух поиска, которым была пропитана вся атмосфера, окружающая студента Куликова в Училище, смутная неудовлетворенность достигнутым заставляли его разведывать новые пути. Отторгнув декадентские направления, как органически чуждые ему, он обратился к народным истокам, предчувствуя, что именно здесь его стихия. Он мечтал о таких формах живописной выразительности, которые бы объединили высокий изобразительный профессионализм и народ-1 ные приемы изображения окружающего мира. Недаром в приведенном отрывке из автобиографии Куликов поставил рядом, как равноценные и необыкновенно важные для него, работы Рубенса, Тициана, Ван-Дейка и фрески ярославских церквей, которые, кстати, отличались демократизмом и яркой декоративной красочностью, свойственными народному творчеству.
В 1917 году лопал на военную, службу (как ратник II разряда) в пехотный, полк рядовым...
В том же 1917 году я впервые участвовал на выставке объединения «Мир искусства», показав четыре вещи: «Слепые около чайной», «Гармонисты в трактире», «У святого колодца», «Беседа около деревенского трактира».
В 1918 году был демобилизован и работал в московском «Пролеткульте» по росписи вагонов. Затем уехал на родину в Малоярославец, где поступил на службу в Уездный Отдел Народного образования. Работал в школе 2-й и в Желнардоме – декоратором и актером.
С 1921 года стал рисовать лубки для Госиздата и выполнять образцы росписи для московского Кустарного музея (Музей народного искусства. – Прим. ред.). С 1921 по 1923 год Госиздатом приобретены у
меня лубки: «День работу работаем» (песня), «Я, милешенек, у матушки родился» (песня), «Частушки» (несколько картинок на одном листе), «Русский на острове Новая Гвинея» (Миклухо-Маклай), «Два козла» (сказка Л. Толстого), а также календарные стенки и иллюстрации для детских книг...
В 1930 году вступил в члены Союза советских художников».
(Афанасий КУЛИКОВ. «Автобиография»).
За окном быстро сгущались ранние зимние сумерки. Афанасий Ефремович склонился над простой ученической тетрадью. Писал он по привычке экономно, мелким бисерным почерком в каждую клетку. Делал выписки из книг, аккуратно разложенных на столе. В последнее время художника особенно привлекали фигура Степана Разина и вся эпоха восстания. Он собирал материалы из редких источников, особенно выделяя сказания, песни, былины о легендарном народном предводителе. В 1929 году он сделал лубок «Призыв Степана Разина к голытьбе» и понял, что на этом не остановится.
Друзья, художники хвалили его работу, по общему мнению, особенно выразительно получилась «голытьба». Некоторые коллеги из Москвы удивлялись: где он мог раздобыть такие «типажи»? Куликов скромно улыбался и отвечал:
– Живу почти в деревне, среди своих односельчан. Там я своих героев и подсмотрел...
Художник отложил ручку, в доме было тихо, только из столовой доносились приглушенные детские голоса. Дети знали, когда отец занимается, нельзя его отвлекать, и поэтому вели себя тихо. Афанасий Ефремович вышел из мастерской и заглянул в столовую. За большим столом, где обычно обедала вся семья, по вечерам ребята готовили уроки. И сегодня тоже все были в сборе – три дочери, четыре сына и два племянника (они на время учебы жили у Куликовых). Ребята читали и писали. Он засмотрелся на их милые русоволосые головки, освещенные светом керосиновой лампы, стоящей в центре стола. Помедлив минуту на пороге, Куликов неслышными шагами, чтобы не выдать своего присутствия, удалился... (На картине «Семья художника», 1929 год, Афанасий Ефремович с большим теплом запечатлел эту домашнюю сценку.)
Вскоре детей уложили спать. Теперь только из комнаты Ксении Трифоновны доносился сухой стук швейной машинки. Она перешивала одежонку старших детей для младших. Ее ловкие руки постоянно что-то шили, штопали, латали. С большой семьей было очень трудно...
В этот поздний час, слушая мерный стук за стеной, художник испытывал особую нежность к жене и какое-то невольное чувство вины. Она всегда брала на себя большую часть забот по хозяйству, о детях, чтобы дать ему возможность спокойно работать. Он замечал, что не раз ее глаза делались грустными и вопрошающими, когда кто-нибудь из приезжих художников, которые часто гостили в их доме, повосхищавшись «крестьянским укладом жизни», большим садом, огородом, усадьбой, удивлялись, что у Афанасия, члена Союза художников СССР, участника всесоюзных и международных выставок, нет приличного костюма да и условия для работы оставляют желать лучшего. Видел он иногда и укоризненное выражение в ее глазах и был благодарен за то, что она умела смолчать, понимала его и верила, что трудности они постепенно преодолеют.
В 30 – 40-е годы художник очень много работал в разных жанрах. Кроме лубков и книжной графики, успешно выступал в миниатюре – росписи шкатулок, пластин, подносов. Эти вещи красивы, колоритны и отличаются тонким вкусом. Недаром на Всемирной выставке в Париже Куликов получил за эскизы своих росписей золотую и бронзовую медали. Много прекрасных образов создал художник для музея кустарных работ. По ним учились и учатся по сей день народные мастера. Успех росписей подносов и шкатулок, выполненных Афанасием Куликовым, объяснялся не только его виртуозным мастерством, но и особым качеством – он относился к произведению искусства как к вещи, а в вещи видел произведение искусства. Поэтому все, что выходило из его рук, приживалось и служило человеку в быту так же естественно, как ковш для питья. Даже такая недолговечная и утилитарная, казалось бы, вещь, как календарная стенка, имела художественную ценность.
Куликов в это время постоянно выступает на Всесоюзных выставках Союза художников. В 1932 году на выставке «Художники РСФСР за 15 лет» он представляет наряду с эскизами росписей предметов прикладного искусства картину «Бездорожье», которая явилась началом серии работ на темы гражданской войны и истории Советской Армии. Для выставки «XX лет РККА» он пишет большую картину «М. В. Фрунзе в штабе». Другой значительной композицией Куликова на тему гражданской войны стала картина «Чапаев в деревне».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.