Но, может быть, самая благодарная работа Ямщикова и не в возвращении знаменитых имен, не в непременно безупречных каталогах, не в редких по вкусу афишах и приглашениях, вернее, не во всем этом по отдельности, а именно в комплексе, в новизне подхода и особенно в том, сколько великих безымянных мастеров иконописи, сколько ошеломляющих образов показано зрителям разных городов, возвращено музеям и живет теперь ровной деятельной жизнью. Всероссийский реставрационный центр, где он работал двадцать лет, как и Всесоюзный институт реставрации, куда он недавно перешел, расчищают за год довольно много досок и понемногу группируют по столетиям и школам, отправляют некоторые в запасники, некоторые в экспозиции, иногда выставляют, но часто без необходимого сопроводительного материала. Работы не остаются без зрителей, но аудитория их все-таки недостаточно широка.

Тут мнений два. Первое – что именно так спокойно и надо выставлять новые открытия, что все эти афиширования, реклама, типографские хождения недостойны такого благородно несуетного дела, как икона. Пусть посмотрит десяток людей, но тех, кому это действительно нужно. Второе – напротив: пусть идут все, пусть узнают и радуются. И это при. многих издержках – гораздо существеннее. Ямщиков – сторонник второй точки зрения. Можно сразу догадаться, что репутация его в тихих, сосредоточенно работающих реставраторских кругах многосложная. Но если на «тихих» выставках все прибавляется зрителей, и если эти выставки встречаются все с большим волнением и любовью – это заслуга «громких». Это следствие широко оглашенных выставок древней Вологды, древней Карелии, периодических выставок новых открытий и одной из лучших выставок последних лет – живописи древнего Пскова.

Это были выставки Ямщикова, хотя на афишах не стояло его имени. Это были лучшие часы и лучшие открытия. И это были экспозиции, которые не грех было показать миру и не покраснеть при этом за их устройство, за их печатную продукцию, начиная, как в псковской выставке, с дивного, горящего кармином отрока с трубой, написанного в XVI веке, который звал на выставку с пригласительного билета, до почти драгоценной афиши со спешащими на поклонение волхвами. И к каждой выставке он готовит такой обширный материал с группой неразлучных помощников, сформированной в долгой дороге совместной работы. Около полусотни изданий, отмеченных вниманием и добрыми словами больших мастеров реставрации и искусствознания, – это нешуточная работа. Это несколько страниц в понемногу, но неустанно складываемой истории русского искусства.

Мне, признаться, не всегда близко то, что пишет Ямщиков. Его тексты подчас академически бесстрастны, в них царствует почтительность комментария, что, вероятно, достаточно для специалистов, но не утоляет вновь посвященного. Но, может быть, иначе и не надо, потому что перед зрителем горят бережно напечатанные репродукции, оживляя текст мудрым, много значащим цветом старой русской живописи и возбуждая дремлющее над текстом воображение. Слово верит цвету и оглядывается на него – вместе они лучше формируют историческую память.

История – предмет неспокойный. В ее летописях льется кровь, свистят стрелы, гремят орудия, падают головы царей, и редко найдется строка для медленной записи о временах мира, когда совершенствовался ум и цвела красота. Непрочные памятники письменности улетали с черным дымом пожаров, но, по счастью, по храмам и крестьянским избам, дворцам и окраинным скитам оберегалась и из пожара спасалась живописная история национального самосознания, и теперь в этих спасенных сначала русскими мужиками, а затем умными руками реставраторов памятниках мы можем прочитать истоки уверенности и стойкости народа, понять глубину его мысли и восстановить духовную колыбель сегодняшней культуры. Это многого стоит.

Савелий Васильевич Ямщиков – отличник культуры, серебряный медалист Академии художеств, один из большого отряда добрых людей, чьими руками и терпением, проницательностью и профессиональной внимательностью возвращается мир вчера для понимания сегодня и чистоты завтра. С ним приходит новый тип реставрационного работника, и, как всегда при таком рождении, не все идеально, но затворничество, вероятно, уже невозвратимо. Время ищет открытого диалога, хорошо поставленного художественного просветительства, и человек приходит на зов.

Мы много говорили. Он хотел, чтобы я непременно написал о друзьях, хотя бы о псковских, которых знаю лучше других, и написал поименно. Я пробовал. Пробовал и его работу представить в частностях, в мелочах бесед, в терминологии и технологии. Ничего не пригодилось. Все осыпалось и казалось неважным. Душа искала обобщения, наброска, прежде всего новой, смутно проступающей профессиональной основы. Я понимаю эскизность и незавершенность этого очерка. И все-таки хочу его показать: есть портреты, которые надо писать сообща.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.