И, берясь за лопату, спросил один из прорицателей не у меня и не у себя, а как бы у пространства:

– Интересно, какую музыку угадают? Ассоци-ативно-коммулятивную? Иль диссонансно-коопе-ративную? Ха!

– Угадают, угадают, – махнул рукой сотоварищ. – Есть песня, которая пронзит толщу веков: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была...»

Я пошел в глубь парка, держа маленькую и теплую руку внука в своей руке. Трудяги, лишившись слушателя, продолжили работу, выбрасывая из канавы звенящее стекло вперемешку с месивом плесневелой ряски и жиденькой грязи.

Мальчик и девицы

На закате дня, в тихое солнечное предвечерье сидел я на деревянном помосте пристани, парохода дожидался, обняв чехол с удочками, будто самую желанную женщину. На одной со мною скамье вольно расположились три девицы, бравшие впереди меня билеты. Одеты и накрашены они были с той щедростью, которая с первого взгляда выдает заскорузлую провинцию, тужащуюся утереть нос столице, и не одной, всем сразу: ухе ежели штаны. так не штаны, а «шкары», на полметра ширше, чем у «ихних»; ежели краски на лицо, так без нормы. По норме-то и родители нажились...

Девицы не щебетали, не жеманились, не хихикали. Они вели себя с той вальяжной томностью. которую где-то увидели, подхватили, усвоили, а усваивая, удвоили и утроили. Они неторопливо и даже как бы нехотя потребляли мороженое, заголяя наманикюренными вишневыми ноготками хрустящую оболочку, и лениво перебрасывались фразами – на предмет, кто во что и как одет. Особенным, каким-то закоренело-неприязненным их вниманием пользовались девушки, и по тому, как часто раздавалось: «Ф-фи-и! Пугало! Вырядилась!..» – выходило, что все хуже их одеты и вообще неполноценны.

По деревянному перрону медленно двигалась с метлой уставшая пожилая женщина в синем запыленном халате, в рабочих ботинках и белом, по-старинному глухо повязанном платке. Она вытряхивала в ящик, приставленный к тележке, мусор из железных урн, сметала с перрона бумажки и окурки в совок, и. когда подошла к скамьям, пассажиры неохотно, кто с ворчанием, задирали ноги, потому что всем ожидающим скамей не хватало, и, если покинешь место, его могут занять.

Молча выметая мусор из-под ног, женщина прошла нашу скамью, заканчивала уже работу. когда на пристани объявился всем улыбающийся. опрятный мальчик в старенькой ермолке и начал ей помогать. Он подбирал бумажки, бросал их в ящик, и женщина что-то ему тихо говорила, хвалила. видать. Мальчик, судя по всему, когда-то крепко переболевший, чистосердечно радовался похвале матери ли, родственницы ли, а может, и совсем назнакомой ему женщины, старался изо всех сил. ладонями сгреб мусор, поднес его. словно пойманную пташку. Женщина распрямилась, вытряхнула из рук мальчика сор и, что-то ему тихо выговаривая, терла ладони полой халата, и он преданно смотрел ей в рот, ловил затуманенный усталостью взгляд и все улыбался.

Одна девица домучила мороженое, скомкала обертку, небрежно швырнула ее под ноги, широко зевая, лениво потянулась, забросив руки за спинку скамьи. Две другие девицы так же шлепнули намокшую бумагу о доски и тоже скуксились, как бы решая утомленно, куда себя девать или чего еще выкушать.

Подошел мальчик, подобрал бумажки и укоризненно сказал:

– Тетенька подметает, а вы сорите. Как нехорошо!

– Ой, дурак! Дурак! – тыча в него пальцами, оживились девицы.

Лицо мальчика дрогнуло. Еще плавала улыбка, делающая лицо мальчика остраненно печальным и в то же время доверчиво ласковым, ну, как у всех детей, когда они исполняют добрую работу, радуются сами себе и тому, что полезны, необходимы кому-то. Но она, эта улыбка больного, ущербного человека, уже сделалась лишней, отделилась от лица, а само лицо, разом осунувшееся, обрело выражение той унылой покорности, какая бывает у стариков, навсегда приговоренных доживать век в немощах, в тоске, в безнадежности.

Женщина, закончившая работу, с трудом разняла руки мальчика, в которых он затискал мокрые обертки от мороженого, бросила их в тележку и пошла, ни слова не сказав девицам, лишь слегка покачала головой – перевидала она, должно быть, всякого народу, натерпелась всякой жизни.

Мальчик догнал тележку, взялся подталкивать ее сзади и снова улыбался всем встречным и поперечным, забыв летучую обиду-, потому что снова у него было дело и он кому-то был нужен.

– Надо же! Дурак – и шляется! И его не забирают...

– Девушки! Вы не в педучилище ли сдавать экзамены приезжали?

– Ой! А как вы узнали?! – Соседки мои с настороженным вниманием уставились на меня: не набиваюсь ли на знакомство?

Я дал себя разглядеть – стар для знакомств – и повел разговор дальше:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.