Ворон, матерая, угольно-черная северная лайка, вдруг вскочил на днище и зарычал, неотрывно глядя на берег. Попусту умный пес, отменному чутью которого позавидует любая промысловая лайка в поселке, не будет беспокоить хозяина. Кирилл сбросил обороты двигателя, и старенькая, с битыми дюралевыми бортами рыбнадзоровская лодка заскользила по Оби вдоль берега. Ворон потянул ноздрями воздух, вспрыгнул на переднее сиденье и, взвизгнув от нетерпения, ухнул в реку. Вскоре он выбрался на берег, забыв стряхнуть с лохматой своей шкуры воду, бросился в таежные дебри. Азартно-злобный лай надолго повис в чутком влажном, воздухе.
Лодка ткнулась носом в песок. Кирилл наполовину вытащил ее на косу и побежал на собачий лай, придерживая кобуру с пистолетом и бьющий по бедру военного образца планшет. Сучья цеплялись за форменную куртку, норовили сорвать погоны, сбить с головы «мичманку» с коротким блестящим языком козырька. Раза два он провалился в окна мари, и пузырящаяся вонючая жижа заливала через отвороты бахил, холодила икры и ступни. Сырой полутемный чертолом, кладбище леса, а живые кедрачи и пихты взметнулись к небу, загораживая макушками солнце...
Широкая оловянная спина Оби под сереньким небом Крайнего Севера уже не просвечивала сквозь деревья, затих надоедливый базарный крик здоровенных чаек-рыболовов, а Кирилл все бежал, ломился сквозь дебри, на ходу вытирая ладонями пот с лица, привычно увертываясь от торчащих повсюду острых сучьев. С ходу перепрыгнув очередное поваленное бурей дерево, он упал, провалился в какую-то яму. Внизу была не привычная чавкающая, пружинящая трясина, а что-то твердое, скрипучее, похожее на обледеневшие, крупно наколотые дрова. Он сразу понял, что это за «дрова»... – Ясно!.. – сказал он вслух, потирая ушибленный бок.
Это был добротно сделанный браконьерский тайник, вместительная, в полгорницы, яма, на три четверти уже набитая мороженой рыбой.
Глаза понемногу привыкли к темноте, и Кирилл различал жердяной решетчатый каркас, белеющие осколки льда между земляными стенами и жердяной решеткой, аккуратные штабеля рыбин. Своего рода естественный холодильник с постоянной температурой минус пять градусов по Цельсию – ведь здесь Крайний Север, вечная мерзлота. Рыба в таком холодильнике хранится десятилетиями. В тайнике лежали ценные породы: осетр, нельма, муксун, стерлядь, да иначе и быть не могло – браконьеров не интересуют чебаки и щуки. В левом углу темнели три бочки, прошитые по швам колючей изморозью. Кирилл пробрался к ним по мороженым рыбинам, отодрал припаянную стужей крышку одной из бочек. Там хранилась маслянисто-черная стерляжья и осетровая икра – полная бочка. И две другие были полны.
Через тесный лаз он протиснулся наружу. Место для тайника было выбрано удачное – скрытое от постороннего глаза буреломом, навалом мертвых деревьев, где сам черт ногу сломит. Разумный человек, конечно, обойдет это место стороной. И от реки сравнительно близко, сподручно улов таскать.
Обычно лаз в тайник браконьеры маскировали очень тщательно. Сбивали прочный жердяной настил, закладывали аккуратно вырезанным дерновым квадратом, засыпали землей, жухлыми листьями. В этом же тайнике крышки от лаза не было вообще.
Смутная догадка проплыла в голове Кирилла. Метр за метром, кочку за кочкой он обследовал площадку вокруг тайника, лазая по бурелому. Сначала наткнулся на здоровенный медвежий «лапоть» – отпечаток следа зверя. Потом увидел другой, третий. Затем обнаружил крышку от тайника. Медведь отшвырнул ее далеко в сторону. Там же валялась наполовину съеденная, еще не успевшая оттаять стерлядка. Видно, Ворон помешал мишке завершить трапезу.
Крупно поработали браконьеры. И место выбрали отменное, уремное, и тайник соорудили крепко да ладно.
Ворон . лаял где-то очень далеко, видно, «посадил» медведя и подзывал хозяина. Но сейчас Кириллу было не до охоты. Он лихорадочно думал: что предпринять? Судя по величине тайника, здесь орудует целая браконьерская банда, поставившая дело на широкую ногу.
Что ж предпринять? Возвращаться в Кедрово, звать на помощь инспекторов? Но до поселка шестьдесят верст, пока доедешь туда на «дюральке», пока соберутся все и доберутся сюда, пройдет немало времени. Уже вечереет, скоро ночь, а «работают» браконьеры в основном по ночам. Кто знает, может, именно сегодня им захочется выбрать, сплавить добычу. Тогда ищи ветра в поле, вернее, на просторах Оби. Не пойман – не вор. Их надо брать только с поличным.
Все взвесив, Кирилл решил остаться у тайника до утра, затем с рассветом ехать в Кедрово и бить тревогу. Таких акул никак нельзя упускать!
Рыбаки спали на нарах вповалку, накрывшись с головами. Лютовала мошка. Дымокур – тлеющие березовые гнилушки в ведре, поставленном на пол, – помогал мало: едкий дым выходил верхом в настежь распахнутую дверь, а проклятая мошка лезла в избушку низом. Пологами не пользовались. Лето, жара тропическая, дышать нечем. Изводили пузырек за пузырьком «дэту», но настоянная на спирту жидкость через четверть часа выдыхалась и прекращала свое действие против этих тварей.
В рыболовецком звене было шестеро, все, за исключением Кирилла, сезонники, нездешний люд. На Крайний Север приехали они с единственной целью – «зашибить деньгу». Кирилл же зарабатывал на «хлеб насущный». Отца он почти не помнил, а мать два года назад ослепла. И как ни уговаривала она сына пойти после десятого класса в техникум или институт, даже с соседкой договорилась, чтоб та за ней присматривала да продукты приносила, – Кирилл в дальний путь собираться не стал, а определился на рыбокомбинат и работал теперь всего километрах в шестидесяти от родного Кедрова. Так что и к матери наведываться выходило, а если долго не выбирался – тогда уж вся надежда на договоренность с соседкой.
Командовал звеном Клыков, здоровенный рыжий детина, приезжавший в Кедрово на сезонные работы шестой год подряд. Начальство Кедровского рыбокомбината было довольно Клыковым: план выполняет. Каким способом – неважно, важно, что выполняет. Сдает вместе с уловом чрезмерный, недопустимый законом рыбоохраны прилов молоди, которую обязан выпустить живой обратно в реку? Не он один. Это не их дело, пусть рыбнадзор следит. Поговаривают, что занимается спекуляцией рыбы ценной породы? Тоже не забота рыбокомбината, на то есть ОБХСС. Крут нравом; по всякому пустяку может кулаки в ход пустить? Ну, знаете, рыбокомбинат – не институт благородных девиц, тяжкую работу рыбака не ангелы выполняют.
...Работали сутками. Утро, день, вечер, ночь – все перемешалось в представлении Кирилла. Да еще стояли белые ночи, буйное солнце ни на минуту не исчезало за горизонтом.
Два-три раза бросят невод, выберут улов – час-полтора спят, выбившись из сил. Снова бросают, опять спят. Так и бежит день за днем, неделя за неделей. В хорошую погоду гнус поедом жрет, нет от него никакого спасения; задул холодный сиверко, прогнал на время летучих тварей – другая напасть: простуда, изводящий лающий кашель.
Первым, как обычно, проснулся Клыков, хрипло гаркнул басом:
– Па-адъем!
Рыбаки тотчас очнулись, почесывая вспухшие от укусов мошки лица, поднялись с нар.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.