Володя сегодня не в духе. На работу не явился новенький – Дмитрий. Это ЧП. Один раз он отпросился, ему поверили, второй раз уже прогуливает по-настоящему. Не быть ему в нашей бригаде. Молдаван утром так и сказал: «Все». Если бы Дмитрий (он мне, к слову, сразу не понравился) был совсем молодым, ему бы объяснили, что к чему. А тридцатилетнему что объяснять? Дима стал понятным с первых шагов, видел одно – заработок. Если это становится главным, не быть тебе рабочим. Вот мы сейчас сидим на неденежной работе, и что? Не делать ее? Кто же сделает за тебя?

– Ты «деду» все рассказал? – спрашивает Молдаван.

«Дедом» называют отца. Эта кличка давно ходит за ним по стройкам; в ней то уважение, которое и старые и молодые монтажники к нему испытывают.

Да, отец в курсе всех наших дел. Бригада разбита сейчас на два звена: одно на реконструкции копрового цеха металлургического завода, второе здесь, на строительстве административного здания. Отец у нас бывает наездами, но дома все выспрашивает, как идут дела. Молдаван, хотя и молодой, опытнейший монтажник, уже работал бригадиром. Впрочем, наша бригада, если можно так сказать, «команда звезд». Тут собрались специалисты высочайшей квалификации, многие из них сами руководили бригадами. Как отцу удается собрать таких людей? Секрет тут, кажется, прост: они идут к нему сами. Идут, потому что знают отца. Знают отца, потому что он, коммунист, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, известен среди монтажников. Известен, потому что хорошо работает. Ну а как расшифровать это «хорошо работает»? Это уже сложно. У отца своя система работы; я познавал ее на себе, и если стал монтажником, то, конечно же, благодаря отцу.

Я не хотел становиться монтажником. Летчик – вот, казалось мне, достойнейшая из профессий. И я готовил себя к ней. Занимался активно спортом – фехтованием. Занимался увлеченно, хотя и понимал, что спорт не будет главным в жизни. И все же летчиком не стал. Из-за монтажа. Летчик – высота, и монтажник – это высота. А когда я увидел отца в деле, когда несколько раз побывал на его объектах, понял: это – мое.

Мое вот по какой причине: я люблю благоразумный риск, когда человек работает в крайне сложных условиях и от него требуется максимум умения, воли. Ведь есть профессии, где хватает сложности, но нет вот этого будоражащего благоразумного риска. Значит, человек проявляет себя не полностью, всего лишь частично. На такое я не согласен. Работа, так считаю, – это полная отдача себя. Теперь я понимаю, что не ошибся, выбрав монтаж.

Отец отдал меня в бригаду Кашика и, наверное, правильно сделал. Это совершенно неистовый в работе человек. Вулкан, который все время извергается. И те, кто находится в поле его деятельности, невольно попадают в зону высокого напряжения. У Емельяна Даниловича я был единственным учеником в бригаде, и меня активно «осваивали». Учение шло быстро. Я уже до армии имел четвертый разряд, но, честно говоря, не считал себя классным монтажником.

Кашик – атакующий, как я его называл, монтажник. Он ведет за собой всех, и это качество, откровенно, мне не очень нравилось в нем. Ведь если бригадир все берет на себя, значит, все остальные – просто исполнители. До определенного момента и я был согласен на такую роль, ну а потом... Потом, и это вполне естественно, захотелось самостоятельности. Творческая работа – это в первую очередь самостоятельность. Если будешь только слепо выполнять кем-то найденное, никогда не сможешь сказать свое слово.

Отец никогда не ставит себя выше, изолированно от других. Его первая встреча с человеком, первое знакомство – это сразу и первое доверие: «А ну покажи, на что способен».

Меня многие отговаривали: не иди к отцу, у тебя там будет особое положение. «Ну какое особое положение, – думал я, – отец просто будет строже спрашивать». И это подтвердилось еще задолго до того, как я пришел в его бригаду. Нас бросили на строительство станции техобслуживания монтировать покрытие из профилирующего листа. Так случилось, что бригады Кашика и отца работали рядом. Отец редко видел меня в деле, хотя иногда и заглядывал на наши объекты. Но так долго мы вместе раньше не работали. Он не скрывал, что ему интересно посмотреть, кем же я стал. И вот в шутку он вызвал меня на соревнование (и всю нашу бригаду также).

– А ну покажи, сынок, чему выучился.

Делали мы одну работу, поэтому было легко сравнивать, кто и что успел. Отец, как жнец в поле, работал неторопливо, движения его были равномерными, я бы даже сказал, замедленными. Но он опередил всех и, разумеется, меня в том числе, хотя ему приходилось часто отлучаться по бригадным делам. Это было настоящее мастерство. Что я еще тогда заметил: монтажники его бригады были разбиты на пары, каждая из которых трудилась на определенном участке и вроде бы не была связана никак с остальными. Но это была лишь видимость; пары хорошо увязывались, видна была слаженность, коллективность труда.

Отец похвалил меня:

– Сноровка есть, и, главное, к монтажу готовишься, не просто лезешь на высоту.

Для меня это была высшая похвала.

Отец часто дома работает: что-то рассчитывает в своем домашнем блокноте, читает техническую литературу. Блокнот у него удивительный: как-то я заглянул в него и ничего не мог разобрать. Сплошные цифры, иногда рисунки. Все это, как он говорит, его «высшая математика». Так он рассчитывает работу бригады, и каждая цифра не просто цифра – целое понятие. Блокнот довольно толстый, и отец никогда с ним не расстается, чтобы в любой момент можно было что-нибудь поправить или записать.

Однажды в этом блокноте я увидел свое имя; наверное, отец что-то вычислял по поводу моей личности.

Когда я решил перейти в его бригаду, отец сказал мне:

– Учти, Петр, я жесткий человек на работе.

– Знаю, – улыбнулся я.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.