«А-а, впереди еще два дня, успеем разглядеть друг друга», – решил он и попытался задремать. Но сидеть было неудобно, мешал вещевой мешок, стоящий в ногах. Да и дорога, как только выехали за город, оказалась скользкой, плохо почищенной. Машину трясло, заносило на поворотах. То и дело приходилось хвататься за железный поручень над дверцей.
«Лихая голова, – подумал Игорь Васильевич о Плотникове. – Загонит он нас в канаву». Но говорить ему ничего не стал. Василий мог спокойно выслушать любые замечания, кроме замечаний в адрес его умения водить автомобиль.
Часа через три Корнилов уже так устал – и от неудобного положения, в котором сидел, и от тряски, и, главное, от того состояния полудремоты, полубодрствования, когда ежесекундно засыпаешь и ежесекундно же просыпаешься, – что перестал обращать внимание на то, как ведет машину Плотников.
– Николай, – попросил Игорь Васильевич Евсикова, – ты бы хоть рассказал чего... Пару анекдотов поновее.
Но Евсиков не отозвался.
– Он уже третий сон видит, – тихо сказал Владислав Сергеевич. – Сил набирается.
«И голос этот я уже слышал», – подумал Игорь Васильевич.
Часов в девять посветлело. Но декабрьский рассвет был тусклым, больным – не то позднее утро, не то ранний вечер. Евсиков проснулся, когда они подъезжали к какому-то поселку. Заметив скопление грузовиков около унылого, из белого кирпича построенного домика, он скомандовал:
– Вася! Тормози. Что-то стало холодать...
– Нет, братец, до тех пор, пока не уложим мишку, – сухой закон! – сказал Плотников.
Первый этаж здания и впрямь оказался столовой. Плотников поставил Владислава Сергеевича в очередь на раздачу, сам нашел свободный столик, сложил на поднос и отнес в посудомойку грязную посуду. Игорь Васильевич выбивал в кассе чеки. Один Евсиков сидел за столиком без дела, меланхолически разглядывая новые, разрисованные чашками и ложками занавески на окнах. Через считанные минуты на столе уже стояли тарелки с пюре и котлетами, белесый кофе и бутерброды – на кусочке черного хлеба две кильки и кружок яйца.
– Ну, Вася! – восхитился Игорь Васильевич. – Ты у нас прирожденный организатор.
Еда, правда, оказалась из рук вон плохая – пюре синее, котлеты безвкусные, но зато кофе, хоть и был сварен не то из желудей, не то из овса, обжигал губы.
– Эх, такая закуска пропадает, – с сожалением сказал Евсиков, отправляя в рот бутерброд с килькой.
– Ничего, Коля, – ободрил Плотников. – Ты еще возьмешь свое. На медвежьем сале знаешь какая вкусная свежатинка будет!
– Сальце, мясце... – начал Евсиков.
– ...витамин цэ. Это мы, Коля, знаем, – улыбнулся Владислав Сергеевич. Улыбка у него была добрая, словно чуточку виноватая. Будто бы он подшучивал над Евсиковым и тут же извинялся за это. «Нет, пожалуй, я его никогда не встречал», – подумал Корнилов. Но тут Владислав Сергеевич снял шапку, и у Корнилова словно пелена с глаз спала. Он узнал этого человека, узнал продолговатую, огурцом, голову. Владислав Зайцев!
«Ну и дела. В хорошую компанию я попал! На медвежью охоту... Да как же это может быть? С тех пор, когда этого субчика судили, прошло не так много времени. – Он прикинул – выходило не больше четырех лет. – А ведь его приговорили к десяти. Неужели убийцу выпустили досрочно? За хорошую работу?!» Ошеломленный своим открытием, Корнилов никак не мог решить, что ему делать. Остаться здесь или на рейсовом автобусе возвращаться в Ленинград? А что сказать Плотникову? Как все объяснить? Ехать на охоту? С этим убийцей? С подонком, которого он четыре года тому назад целую неделю выслеживал по всей Ленинградской области? И Василий тоже хорош! Не знает, с кем имеет дело! А если... В этот момент Плотников озабоченно посмотрел на часы и быстро поднялся из-за стола:
– По коням, братцы, по коням!
Он бесцеремонно нахлобучил Евсикову шапку на голову, поднял Игоря Васильевича, потянул за рукав.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказы писателей Греции