Два Уренгоя

Валерий Евсеев| опубликовано в номере №1287, январь 1981
  • В закладки
  • Вставить в блог

В проекте ЦК КПСС к XXVI съезду партии «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981 – 1985 годы и на период до 1990 года» подчеркивается необходимость «последовательно проводить линию на ограничение роста крупных городов, развивать малые и средние города, размещая в них специализированные, высокопроизводительные производства, филиалы Предприятий, объединении».

Новый Уренгой, получивший статут города в минувшем году, еще не успевший прописаться на картах, один из самых молодых населенных пунктов страны, живет бурной жизнью. Среди его постоянных жителей – бойцы двух Всесоюзных ударных комсомольских отрядов: имени XVIII съезда ВЛКСМ и «Молодогвардеец». Идя навстречу партийному форуму, бригада каменщиков из КМСУ-53, возглавляемая бойцом отряда имени XVIII съезда ВЛКСМ Вячеславом Вахрушевым, выступила с инициативой работать под девизом «XXVI съезду КПСС – 26 недель ударного труда». Инициативу бригады поддержали все комсомольско-молодежные коллективы города.

Немало славных дел на счету уренгойцев. Но немало у них и трудностей и проблем – первопроходцами быть нелегко. И тем не менее, как показывает опыт освоения новых мест, опыт строительства новых городов, многие проблемы Нового Уренгоя отнюдь не неизбежны. Об этом рассказывает фотоочерк специальных корреспондентов «Смены».

Ах, как мне хочется побывать в этом городе! Пожалуй, не меньше, чем моему собеседнику, темпераментному южанину, с которым мы вот уже который час ведем разговор о севере. Конечно, север – понятие относительное, были времена, когда и город, называемый сейчас северной Пальмирой, объявляли нереальным, считая, что жить на месте нынешнего Ленинграда по климатическим условиям невозможно. Тевьян напомнил мне об этом сразу, как бы призывая и историю себе в союзники. А союзники ему нужны очень. Потому что дело, которое начинает сейчас Тевьян, необычно. И главная его задача, его цель – чтобы таким необычным оно и осталось, чтобы острота дискуссий и ватная мягкость текучки не обломали, не стерли тех, еще не ограненных, еще видимых только ему и его единомышленникам контуров города-лебедя.

Ему очень нужны союзники. Но и стремясь их приобрести, он не спешит рекламировать свои идеи, доверить их каждому – а вдруг тот окажется скептиком, вдруг не поверит в словесный портрет того, что пока не подтверждено расчетами и чертежами, вдруг надсмеется над самим замыслом, посчитав его маниловщиной... Потому так скуп на подробности в своем рассказе Тевьян.

Мне очень хочется быть в числе его союзников. И я старательно отвожу взгляд от угла заваленной рулонами ватмана и кипами бумаг комнатушки, в которой мы сидим. А в углу, у самой двери, на планшете приколота часть чертежа. Две первые буквы надписи «генеральный план», видимо, остались на другом листе, а на этом какой-то институтский остряк вставил от руки сверху букву «е», так что получилось – «нереальный план».

Хозяин же кабинета обращает мое внимание на другую стену, где висит схема-структура взаимоотношений проектной мастерской с подрядчиками и партнерами по работе. Два с лишним десятка прямоугольников-организаций на этой схеме, и все они соединены хитрыми линиями с кружком-мастерской. И без комментариев ясно, что отнюдь не просты эти связи с многочисленными гипрокоммун- и мясомолстроями, теплоэнергопроектами, гипроздравами... Много различных ниточек нужно связать в один узелок, чтобы получился город. Даже еще не город, а только его проект. А от проекта до реальности – целая вечность, каждый текущий квартал которой способен довести до отчаяния и вылиться в грустной шутке с надписанной буквой «е», означающей конец мечте о городе-лебеде..

...Девять лет назад я оказался в тех же местах, о которых мы говорим сегодня в старом ленинградском доме на набережной. О них и тогда говорили здесь, и, наверное, с не меньшей верой в то, что рожденный на берегу Мойки макет красавца города станет явью на берегу полярного Надыма. Расположение каждого здания на этом макете было тщательно продумано, и макет был не раз испытан в аэродинамической трубе, имитирующей суровое дыхание севера. И все, казалось, было учтено, даже окраска домов выдержана в определенной гамме.

Но жизнь обогнала, а обогнав, во многом разрушила замыслы проектировщиков. График роста населения будущего города был похож на столб дыма, поднимающийся из трубы в морозную безветренную погоду. В крупнейший газоносный район, центром которого уже стал еще не построенный город, каждый день прибывали строители, геологи, газовики. И всем нужно было жилье. Тогда, в 1971 году, когда я впервые попал в Надым, он предстал мне гигантским муравейником, сложенным из самодельных домишек самых невероятных конструкций. Среди них, как Гулливер среди лилипутов, возвышался первый пятиэтажный дом, работы на котором велись, кажется, днем и ночью. И все равно «самострой», незапланированный, не «продутый» в аэродинамической трубе и запрещенный десятками инструкций и распоряжений, рос быстрее. Немало упреков в оторванности от жизни, в задержке технической документации и прочих проявлениях нерасторопности услышал я в тот год в адрес тогда еще абстрактного для меня ЛенЗНИИЭПа – Ленинградского зонального научно-исследовательского и проектного института типового и экспериментального проектирования жилых и общественных зданий.

К сожалению, упреки в адрес этого института, проектировавшего Надым, не стали принадлежностью давно минувших дней. Хотя город как таковой сегодня уже состоялся, но до сравнения с собственным макетом и сегодня Надыму еще далеко. Обеспокоенный продолжающимся наступлением времянок, невозможностью начать сооружение ряда важных объектов соцкультбыта (до сих пор из-за нехватки технической документации) председатель Надымского горисполкома В. Филатов писал в минувшем году в «Известиях»: «Нам кажется. ЛенЗНИИЭП, занимающий пока позицию стороннего наблюдателя, должен учесть настойчивые требования жизни» Так что, может быть, это не институтский остряк, а кто-нибудь из рассерженных северян, приехав в ЛенЗНИИЭП, переделал название плана из генерального в нереальный?

...Все это я должен был бы напомнить своему собеседнику, чтобы разговор о будущем городе получился честным и объективным. Но сделать этого мне не пришлось. Тевьян сам заговорил о «надымских уроках», которые он, заместитель главного архитектора ЛенЗНИИЭПа, руководитель комплексной региональной мастерской № 6, разрабатывающей генплан Надыма, знает, конечно, не хуже других.

У меня нет сейчас никаких веских аргументов в пользу того, что прошлые уроки выучены институтом правильно. Никаких аргументов, кроме единственного – страстного, захватывающего и всепокоряющего желания Тевьяна построить новый город по-новому, воплотить в жизнь мечту о северном красавце. Но эта мечта, пронесенная сквозь годы, через ошибки и неудачи, просчеты и поражения, через продолжающийся поиск, такая мечта кажется мне дорогостоящей.

Нет, Аркадий Шаэнович Тевьян не наивный романтик, рассчитывающий на чудо на упавшие с неба идеальные условия для творчества. Архитектор с немалым стажем, он понимает, что людям его профессии не скоро еще удастся творить в белом фраке, что придется прикинуть на себя и пиджак снабженца, и спецовку строителя, и костюм дипломата... Новый Уренгой, к проектированию которого приступила 6-я мастерская, – город непростой судьбы, многие проблемы которого родились гораздо раньше его самого.

Знаете, что больше всего поражает в Уренгое? Даже не темпы, сами по себе невиданные, и не размах, поистине гигантский, ведущихся здесь работ – к этому мы уже привыкли. Меня больше потрясло привычное понимание того, что все, буквально все, на что ни бросишь взгляд – буровая установка и трактор, пепельница и скоросшиватель для бумаг, чайная чашка и крючок для одежды – все привезено сюда. Наземными, воздушными, водными – разными, но одинаково пока трудными путями.

На севере любят рассказывать байку про бога, который, «распределяя» земные богатства, пролетал над здешними местами и так заморозил руки, что выронил самые дорогие сокровища... Что ж, остается только досадовать, что не было у всевышнего меховых рукавиц или какой иной спецодежды, дабы донес он свои богатства до мест более удобных и приятных грядущим добытчикам. Но, как говорится, дело сделано.

Конечно, Уренгой – это не Сочи. С ненецкого его имя переводят как «гнилое, гиблое место». (Не вспоминается ли проведенная Тевьяном параллель со строительством Петербурга?) Говорят, даже олени сюда не заходили (сейчас-то их действительно здесь не встретишь – строительный бум и птицу-то отпугнул на многие километры, но об этом надо вести отдельный разговор). Но именно здесь, а не в Сочи открыто крупнейшее газоконденсатное месторождение. И именно сюда надо завозить и буровую установку и чайную чашку. Но вопрос вопросов – как завозить?

За последнее время многое изменилось на Тюменском Севере. «То, что было сделано, то, что делается в этом суровом крае, – это настоящий подвиг», – сказал на XXV съезде КПСС товарищ Л. И. Брежнев. Западная Сибирь давно уже из «кладовой нефти и газа» превратилась в крупнейший нефтегазодобывающий район страны. Со всех концов нашей Родины едут люди осваивать подземную северную целину. За последние десять лет население только Надымского района, на территории которого находится Новый Уренгой, увеличилось почти в одиннадцать раз. Среди непроходимых болот, в тайге и тундре, на вечной мерзлоте выросли города и поселки. Несравненно иной стала и техника, находящаяся на вооружении у северян. Большегрузные самолеты и вертолеты, мощные автомобили и вездеходы, современные морские и речные суда во многом изменили картину «транспортной изоляции» этих мест от Большой земли. И все же недаром в старину на Руси говорили: «Не лошадь везет, а дорога».

Строительство же дорог здесь еще отстает от развития этого края. Секретарь Новоуренгойского горкома партии Николай Иванович Дубина с горечью приводил мне подсчеты, показывающие, что средств, затраченных за пятилетие на авиаперевозки из Надыма в Пан годы – центр газового месторождения Медвежье, с лихвой хватило бы на строительство трех бетонных дорог. К сожалению, эти ошибки повторяются и при освоении Уренгойского месторождения. По словам директора производственного объединения «Уренгойгаздобыча» лауреата Государственной премии СССР Ивана Спиридоновича Никоненко, из 45 километров дорог с твердым покрытием, необходимых сегодня газовикам, построено лишь пять километров. Отсутствие дорог – одна из главных причин отставания сооружения установок комплексной подготовки газа на месторождении.

Новый Уренгой совсем недавно официально объявлен городом. И хотя внешний вид поселка пока не соответствует нашему привычному пониманию города, решение это отнюдь не преждевременное. Вспомним хотя бы пример Комсомольска-на-Амуре, строители которого через два месяца после высадки в селе Пермское первого десанта обратились к правительству с просьбой переименовать это село в город со ставшим сейчас легендарным именем. Президиум ВЦИК удовлетворил просьбу комсомольцев, потому что с самого первого дня, с первых саманных бараков строили они большой город.

Уренгой тоже родился городом. Правда, в отличие от Комсомольска, еще точно не зная... где ему предстоит расти. Уже были подготовлены рабочие чертежи первой очереди города, а районный архитектор в местной печати делился сомнениями: «Существуют два варианта привязки города: на станции Тихая, которая появится на берегу Пура, и второй – рядом с нынешним поселком. Какому отдать предпочтение? Скоро сделаем выбор». И было это меньше двух лет назад.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены