– Подохнут...
– Ты вообще-то любишь животных? – напрямик спросил его хозяин.
– Ага. – кисло подтвердил Генка.
– Собака – друг человека. – Самсоныч шутя вытащил лопату. – Лучше не скажешь, верно?
Генка, мучаясь, поглядел на небо. Погодка: ни одного облачка! Сейчас он разогреет себе вчерашнюю кашу, хлобыснет стакан чаю. И – опять на речку!
– Парень ты, я знаю, умный, – заявил Самсоныч, хотя не имел на то никаких оснований: Генка в Вихровке редко бывал, и знать его хозяин с этой стороны не мог. – И по всему видать, добрый. Короче, о чем тут говорить? Выручай сироток...
Кто бы знал, какая это благодать: раскалиться на солнце и нырнуть в прохладную речку, полежать, уцепившись за корягу, на дне...
– Такой еще момент учти, – все сильнее напирал Самсоныч. – Мухтар, ихний отец, красавец пес. Грудь как у,волкодава, лапы – во! А выносливый, черт! Он здесь один всю зиму живет, крысами питается и дачу от хулиганья охраняет... Это я к тому, – на всякий случай пояснил Самсоныч и опять посмотрел на конуру, – что Найда хорошее потомство принесла. Надо его сохранить. Давай так. Одного выходишь для меня, другого себе возьмешь. А остальных я продам. Согласен?
– Нет! – резко, далее в затылке кольнуло, мотнул головой Генка и быстренько юркнул в бытовку. Кое-как подзаправился, подкачал шины – и рванул на третьей космической скорости подальше от всего...
Вечером, возвращаясь с речки, он еще издалека услышал: щенки скулили не переставая, похоже даже было, что плакали. Подъехал и увидел такую картину: у ворот участка, возбужденно покуривая папиросу «Казбек», туда-сюда в широкополой розовой шляпе расхаживала Медея Витальевна. Та самая, что у Самсоныча одна сняла мансарду с двумя комнатами, и там, на верхотуре, колотя пальцами по машинке, целыми днями пишет новую книгу.
– Это нарочно не придумаешь! – не выпуская изо рта папиросу, жаловалась она на свою писательскую жизнь. – В городе мне не давал работать соседский ребенок. Кричал сутками напролет. Приехала сюда. Бог послал щенков!.. Что мне прикажете делать, Степан Самсонович? Ведь я поселилась у вас, чтобы ра-бо-тать! Но что напишешь в такой обстановке? У меня душа плачет, до того их жалко...
– Медея Витальевна, а что я могу? – просил войти и в его положение Самсоныч, невидимый в смородиновых кущах. – Хотите, вырою яму, посажу их в нее... а вы закопаете? И сразу станет тихо...
– Не стыдно предлагать такое?!
– И я не зверь... Не могу...
– А почему, собственно говоря, их надо закапывать? У них такое же, как у рас с вами, право жить... Придумайте чего-нибудь.
Пришлось Самсонычу бросить все садово-огородные дела и идти в другой конец поселка за молоком. Ходил он долго. У него вся сила в руках, а ноги больные. Последний раз, говорит, бегал в годы первых пятилеток... Принес молока, накормил щенков из бутылочки с соской, те угомонились и уснули. И лишь тогда Медея Витальевна поднялась в свой скворечник и опять там застучала на машинке.
А Самсоныч, видно, еще не потерял надежды сделать Генку юным натуралистом.
– Их всего-то полторы-две недели подержать на молоке, – убеждал он. – А потом хоть на картошку переводи, ничего им не сделается... Как, Геннадий?
– Не могу.
– Каникулы. Все равно ведь ничего не делаешь...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.