Поэтому торопятся машины, плачут и слепнут от пыли работницы, озлобляются молодые рабочие, видя дьявольскую эксплоа - тацию товарищей, продают за гроши здоровье скопидомы, и некогда Мату не только поспорить, но даже вздохнуть от беспрерывно текущих кип. Только успевай наклеивать ярлыки, где уж тут досмотреть за браком, за качеством, когда на дворе ярятся грузовики и далеко на ветке призывно лязгают буфера вагонов.
Скорей!
Скорее - ей!
Кризис разразился вдруг, неожиданно. Где - то кто - то нажал кнопку - и сотни рычащих медведей были окружены тысячами поющих быков и произошла невероятная вещь: быки слопали медведей. Биржа превратилась в сумасшедший дом. Крахнули сотни крупных фирм, разорились тысячи мелких предприятий, вылетели в трубу бесчисленные дутые дела, рассчитанные на кредит и солидный проспект. Погибли сбережения сотен тысяч мелких держателей акций. Такого падения бумаг не было еще за последние пятьдесят лет. Охнул Нью - Йорк, вызвал спекулянт Чикаго, стон прошел по Бостону. А вашингтонские оракулы слабо помахали наманикюренными ручками и дали приказ резервному федеральному банку не вмешиваться в грязное дело.
Оракулы оказались правы: подобной необъяснимой паники давно уже не бывало; летели вниз акции нефти, сахара, железа, золота - всех тех устойчивых ценностей, на которых вырос коралловый нарост биржевой игры.
Кризис грянул как гром, и страшные зарницы заблестели над всеми уголками страны. Докатилась гроза и до скороспелого индустриального центрика - Миттинигю. Пораженный в жизненный центр, Бостон застыл в параличе и парализовал весь округ. Паралич продолжался только неделю, но этого было достаточно, чтобы остановились три кожевенных завода и семь из девяти шерстопрядилен и суконная фабрика - гордость и слава Миттинигю. Но бумажная фабрика работала с полной нагрузкой, не ослабляя темпа, без директив остолбеневшего правления, по инерции выгоняя тонну за тонной дорогих ненужных сортов.
По городку ходили растерянные толпы кожевников и ткачей, и Мат прямо понять не мог, откуда в городе оказалось столько людей. Пока рабочие закрывшихся фабрик только бродили по улицам, не зная, куда деваться от вынужденного безделья; кое - кто уехал в Бостон, но живо вернулся обратно в полном ужасе, внеся смятение в среду безработных.
На девятый день директор бумажной фабрики вывесил приказ правления: ввиду... и так далее... увольняется 40% рабочих, жалование остальным снижается на 30%, сверхурочные отменяются впредь до распоряжения.
Большинство бумажников просто ошалело, так же, как ошалели кожевники и текстильщики, когда, придя на работу, увидели запертые ворота; они не протестовали, они еще толком не поняли, что произошло.
Но тут, точно ожидая этого случая, развернулась молодежь. После гудка высыпавшие во двор рабочие увидели, что ворота заперты. В четырех углах двора появились ящики, на них вскочили молодые рабочие, и развернулся стихийный митинг. И в первый раз яростно заспорили и молодые, и старики и ко всему, кроме долларов, безразличные скопидомы.
- Ага, взяло за живое! - злорадно кричал молодой рабочий. - Когда других выгоняли с фабрик, когда весь город наполнялся безработными, вы молчали, а теперь, когда половину из вас выкинут, - теперь зашевелились!...
Его злые слова потонули в хоре возбужденных голосов. Один за другим высказывались рабочие, не привыкшие говорить публично, впервые, может быть, пытавшиеся связно излагать свои мысли. Говорили путано, не на тему, терялись сами и других сбивали с толку. Все жаловались - ничто ничего не предлагал.
- Дайте мне сказать! - кричал Мат.
- Слушайте Мата, - поддержали старики, а за ними и окончательно потерявшие голову «дикие».
- Вздор болтает старина! - кричали молодые, но сами же подсаживали Мата на ящик.
- Ребята, - сказал Мат, - я здесь работаю тридцать пять лет и ни разу не видел от хозяина обиды. Фабрика процветала. Мы хорошо зарабатывали и хорошо получали.
Молодежь насмешливо засвистела, но Джим, сын Мата, с горячими глазами остановил товарищей.
- Пусть говорит, потом мы ответим.
- Вот, ребята, сейчас у хозяина захолодило. Трудно ему нас всех содержать. Мы должны помочь ему, как он помогал нам.
Кто - то из молодежи опять не выдержал, свистнул.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.