- Ну уж и классовый враг... Не пойман - не вор, братишка...
Но этот разговор глубоко встревожил его и разбудил задремавшую, было, дикую тоску. Как бывает в бою после контузии, он почувствовал удар только несколько часов спустя, ночью...
«Ведь, Хорецкий - это и есть так называемый старый специалист, из тех, которые ставят нам столько палок в колеса, гадят на каждом шагу... Ведь, это враждебное все, что меня туда тянет! - Он задумался об этом впервые и тотчас же попытался оборвать себя: - Пустяки... Кто виноват, что для нас, специалистов, нет никакого культурного обслуживания, что мы вынуждены сами развлекать себя? Не могу же я жить, как сыч! Со своими ребятами не поговоришь даже о технике... - Он готов уже был успокоиться, но его словно варом, обдала другая мысль: - Ко мне чего доброго изменится теперь отношение на заводе... и теперь уж никак нельзя изящно одеться; придется ходить мужиком». Алексей Тучин плохо спал эту ночь. На другой день на работе он был угрюм и раздражителен. У Хорецкого был выходной день; он прислал с прислугой приглашение на маленький семейный музыкальный вечерок. Тучин ответил, что не будет. Вечером же он тщательно почистил костюм, с отвращением поддел вниз рыжую рубаху, подаренную отцом, и пошел глухими переулками. Отношения с Хорецкими приобретали очарование запретности и страха. Алексей чувствовал себя словно замешанным в каком - то темном деле; несколько мгновений ему хотелось повернуть назад.
«Глупости! Вредитель я, что ли!» - мысленно обругал он себя и вошел в вестибюль.
- Мне все равно - Ленин, Наполеон, Перикл. Тот, кто первый понял, что в мире должен быть строгий план, - тот благодетель человечества. Человечеству необходимо единое мировое хозяйство, стройное, как машина. Только великой рационализацией, великой международной хозяйственной системой может быть опасен мир!
Старик Граббе на мгновение задохнулся и обтер седые усы неопрятным ситцевым платком.
- Чудак - человек! - добродушно усмехнулся Хорецкий. Остальные глядели на Граббе с чуть презрительной и лукавой снисходительностью.
- Впервые за год вылез на люди и принялся за свое, - шепнул Хорецкий Тучину.
Алексей глядел на Граббе со смесью уважения и насмешки. Здесь, в ясном апельсиновом свете гостинных ламп, внешнее чудачество старикашки бросалось в глаза еще больше, чем на заводе, где все как - то привыкли к его неряшеству, к порванным ботинкам, мокрым усам, бахроме несвежих манжет и мудреным беседам. Граббе был буквально помешан на плановости и разговаривал о ней тоном не то актера, не то попа. На работе он горел, не знал ни отдыха, ни передышки. Граббе был в обращении с рабочими прост, обедал в рабочей столовой, распивал чай с заводским сторожем, таким же неряхой и бобылем, как и он сам. И, несмотря на все это, старика - инженера не любили на заводе: он считался непонятным и «чужаком». Эта неприязнь усугублялась тем, что Граббе до седьмого пота «выгонял темпы». В выполнении плана старик был неумолим.
Алексея тоже раздражал его сварливый фанатизм. Сейчас старик определенно портил семейный вечерок у Хорецкого, к которому неудачно зашел с визитом и остался чаевать. Хозяин осторожно поддел его:
- За излишний энтузиазм штраф, дорогой Граббе, штраф! У нас, у порядочных, теперь наоборот стало: потехе - время, делу - час!
Эффект был неожиданно силен.
Граббе поднялся, весь побагровев; у него дрожали колени. Эльвира Георгиевна, жена Хорецкого, собралась было, судя по выражению ее острого лица, сказать ему что - нибудь ласковое, но было уже поздно.
- Я позволю себе заметить, что порядочность - самое растяжимое из понятий, - хрипло произнес старик, - только тот порядочен в наше время, кто работает, как вол. Я мешаю потехе, и я уйду.
Теперь густо покраснел хозяин; ему было бы неприятно прослыть невежей в своем кругу.
- Да, ведь, я пошутил, Козьма Эдуардович! - бросился он к гостю. - Козьма Эдуардович!
Вся компания принялась преувеличенно увещевать старика. Но Граббе, уже надевавший в коридоре свои раздолбанные галоши, очевидно, шел на разрыв:
- Я пришел к вам, дорогой коллега, с единственной целью заявить протест. Да, протест, протест помехам, которыми вы срываете мне работу на заводе.
Он ушел, продолжая ворчать и хлопнув дверьми. Вечеринка у Хорецких была немного испорчена.
Внеочередное заседание в кабинете директора обещало быть бурным с самого начала. Предзавкома рассказал Тучину, что старик Граббе подал заявление, в котором обвиняет мартеновский цех в разгильдяйстве, дезорганизации и срыве общего плана. Обвинять таким манером мартеновский, значило указывать лично на Хорецкого, который им руководил. Подобный выпад со стороны специалиста против специалистов же был чем - то еще неслыханным на производстве.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.