Пробежались они хорошо, километра два, и теперь, заметая следы, спрятались на лодочной станции в ржавом катере, ждали известий. Сергей от волнения грыз ногти, чувствовал, что дело принимает скверный оборот. Через некоторое время на пирсе показался Чоля в разодранной рубашке. Потом подошли Жмурик и Кондратов. Они рассказали, что забрали только Еркина, остальные все разбежались, но пятеро дружинников остались в поселке, ищут парня в красной рубашке.
– Так не я же ударил, – еще сильнее перепугался Сергей.
– А ты иди ментам доложи, Серень, – усмехнулся Дарий.
Рубашку пришлось снять и завернуть в газету, а Жмурик дал Сергею свою голубую куртку из болоньи. Теперь нужно было думать, как вернуться домой. Сергей чувствовал, что родители уже беспокоятся, наверное, снова переругались друг с другом. И таким вдруг подлецом себе показался, такой сволочью!..
– Я пошел, ребя. – Сергей рванулся из катера. – Черт с ними, с ментами, пусть берут!..
Но Дарий железной рукой усадил его на место.
– Ты что? Струсил, что ли?
– Бабушка приезжает, Дарий, я обязательно должен быть дома. Встречать ее должен с предками, понимаешь? Они ждут, батя сам может в милицию обратиться. Даст приметы, а ему скажут: и мы ищем такого. Представляешь? Так что лучше я рискну, может, не попадусь.
– Ты один в такой рубашке, да? Говори, знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Мол, с Чолей к дружкам на дачу ездили, автобус сломался. Не будь фрайером, понял? Во сколько твоя бабка приезжает?
– В половине двенадцатого.
– Сидим тут до одиннадцати, к половине двенадцатого приходишь домой и ложишься спать. Лучший выход, дело тебе говорю!..
Нет, не лучший это оказался выход. Жмурик тем временем сгонял в гастроном, принес бутылку водки, батон и граненый стакан. Выпили по полстакана противной, теплой водки и сразу же опьянели. События дня вдруг отодвинулись от Сергея далеко-далеко, словно он смотрел на них сквозь сильный бинокль, перевернутый обратной стороной. Маленькими, смешными показались ему родители, детскими его собственные опасения и страхи.
Когда стемнело, выползли из катера и перешли во дворик двухэтажного домика на набережной.
– А может, в женскую общагу смотаем, ребята? – предложил Жмурик Дарию. – До одиннадцати еще ждать не переждать...
– А что? – заржал Дарий. – Айда на трикотажку! Только держаться всем вместе!
По улице шли, с удовольствием глядя, как прохожие испуганно сворачивают в стороны. И, видно, здорово их всех развезло, если в общежитие трикотажки их не пустили. В красном уголке шел «Огонек», из открытого окна доносилась музыка, и ребята решили, что сдаваться не стоит. Все пятеро влезли на третий этаж по водосточной трубе и оказались в коридоре. Их, конечно, сразу же заметили и попросили выйти. Выходить не хотелось, они начали сквернословить, и тогда парень, которого воспитательница общежития призвала на помощь, взял Дария и всех остальных за шиворот и брезгливо, как гадких котят, вывел вон.
На улице все почувствовали себя страшно оскорбленными.
– Ребя, надо дать этому фрайеру, чтобы навек запомнил, как нас трогать!
Зашли в скверик, сели на скамейку и озлобленными волчатами стали ждать, когда закончится в общежитии «Огонек».
Парень, на которого они накинулись, как только он попрощался с девушкой и завернул за угол общежития, сначала долго не давался им. У Дария уже темнел под глазом синяк, Жмурик корчился на тротуаре, держась обеими руками за пах, а Сергей сплевывал соленую, тягучую кровяную слюну, которая заполняла ему рот. Но Дарий все-таки изловчился и сбил парня с ног. И тогда все налетели на лежачего и стали бить его ногами, как мешок с тряпьем.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.