15 июля в ясную солнечную погоду выходил ледокол «Георгий Седов» в большую полярную экспедицию на землю Франца - Иосифа и землю Северную.
Последняя остановка у таможенного пункта у Чижовки, чтобы распрощаться с первым и последним «зайцем». Его обнаружили совершенно случайно. В суматохе и постоянной беготне трудно было заметить нового человека, ибо экипаж плохо был знаком друг с другом. Краснощекий крепыш штурман Ушаков, с трудом пробираясь меж нагроможденных на палубе бесчисленных ящиков, неожиданно увидел в углу притаившегося человека, с деланно равнодушным видом читавшего газету. На вопрос, что он здесь делает, неизвестный лишь смутился и покраснел. Так был «подстрелен» первый «заяц».
- Ну, - зубоскалят матросы, - началась охота.
Красавица Северная Двина развернулась в широкую дельту. По обеим сторонам - низкий откос болотистых берегов. Впереди в легкой дымке тумана появились неясные контуры судна.
- Это социал - демократ, - смеется чумазый кочегар, - плавучий маяк «Северная Двина». А прозвали демократом его за надпись «С. Д.»
Все лето, не двигаясь, стоит это бурое вылинявшее судно на якорях, служа пристанищем лоцманам, провожающим иностранные лесовозы в Архангельский порт.
Уже с первых дней выхода в море жизнь на ледоколе стала входить в свою колею. Регулярно по склянкам менялись вахты штурманов и матросов. В одни и те же часы на палубу вылезали, с наслаждением подставляя холодному ветру грязные потные лица, окончившие дежурство кочегары. И два раза в день настойчиво звал к гостеприимному столу кают - компании резкий звонок толстяка - буфетчика Ивана Васильевича, работающего чуть ли не 20 лет на ледоколе, связавшего свою судьбу с ветераном «Селевым».
Хорошая погода не баловала нас ласковым вниманием. Уже на вторые сутки по выходе из Архангельска широкая гладь Белого моря расчертилась суровыми седыми морщинами волн. Резкие шквалистые порывы нордового ветра поднимали целые горы пенистой воды. Ледокол зашагало - началась килевая качка.
С дикой злобой налетают на нас разъярившиеся волны, осыпая каскадом холодных соленых брызг всех и все, вплоть до высокого капитанского мостика. С тяжелым стоном валится «Седов» набок. В узкие прорезы круглых иллюминаторов на мгновение показывается бледно-зеленый изумруд воды и в тот же момент слышишь, как наверху палубу с грохотом начисто подметают взбесившиеся волны. Точно залпы орудий, бьют волны в железные борта судна. От грохота закладывает уши, рев атрофирует слух.
Из узких деревянных клеток, куда запихали 50 ездовых самоедских лаек, несется оглушительный нестройный концерт: бедных псов заливают ледяные волны. Мокрые, продрогшие, вытянув головы кверху, жалобным, протяжным воем плачутся они о своей горькой собачьей доле. В стороне от всей стаи без движения лежит черная сука Милька, на - днях ожидающая большое потомство. Ее карие глаза беспомощно скользят по мокрой палубе в надежде увидеть хоть клочок сухого пола.
Наши собаки, прекрасные ездовые лайки, долгое время перевозившие почту на острове Сахалине, видавшие непогоду, снежные бураны, вьюги и дикие штормы, на сей раз не вынесли качки. Ночью, когда большинство членов экспедиции мучилось приступом гнусной морской болезни, они с бесшумной акробатической ловкостью просунули свои стройные туловища сквозь узкий отсек клетки и выпрыгнули на палубу. Ежась от холодных порывов ветра, тонким нюхом хороших охотников они быстро учуяли место, где были развешены копченые окорока. Началась охота за мясом. Резко отпрыгнув от пола, вытянувшись в стальную негнущуюся пружину, хватались они крепкими челюстями за окорок и, не желая расставаться с ним, висели, дрыгая ногами в воздухе, до тех пор, пока не отрывался кусок.
Всем было плохо. Кружилась налитая свинцом голова, хотелось спать, спать...
Тройка лошадей, бросив душистое сено, в ритм волнам пошатывалась с задних ног на передние. Только 11 коров были совершенно равнодушны к качке и с каким - то тупым безразличием продолжали пережевывать жвачку, да голосистый петух, презирая погоду, считал своей прямой обязанностью время от времени информировать экспедицию о движении суток.
Судовой врач Лимчер не вытерпел: его каюту, расположенную на корме, особенно сильно качало. Забрав матрац, подушки и теплую авиационную шубу, он перекочевал на открытый воздух. Вскоре к нему присоединилось еще несколько потерявших надежду на перемену погоды, и капитанский мостик неожиданно превратился в своеобразный санаторий, приют «обиженных и оскорбленных».
К полудню на горизонте показалась темная широкая гряда гор Новой земли. Еще через пару часов мы входили в Белую губу, чтоб принять на борт двух промышленников - зверобоев - будущих колонистов земли Франца - Иосифа.
Отбор лучшего стрелка и специалиста по уходу за собаками происходил в прокуренной избе председателя новоземельского исполкома, самоеда Ильи Вылки. Маленький, широкоскулый, с черными точками раскосых глаз, он что - то лопотал на едва понятном языке, лишь смутно напоминавшем русский. С огромным трудом нам удалось его убедить в том, чтобы он выделил промышленников для колонии земли Франца - Иосифа.
Несколько гортанных слов на непонятном языке - и два коренастых парня выступили вперед.
- Мы, товалыс, пойдем палоходе, - решительно заявляют они.
- А зевы (жены) останутся годна без нас. Ницего, - как бы утешая себя, добавляют они.
Меня поразила та легкость, с какой согласились они отправиться на совершенно неизвестную им землю на долгий год, покидая жен и детей. Ни одного лишнего слова, лишь несколько основных вопросов: какое будет питание, снаряжение, жалованье и все. Договор был подписан. Получилось - впечатление, что люди едут не на тяжелую зимовку в Арктику, а куда - нибудь в гости к соседям, так километров за 5 от дома. В полчаса были собраны пожитки и оба промышленника, захватив неразлучные винтовки и небольшие кошелки, уже шагали к ожидавшим их шлюпкам с «Седова». Крошечные раскосые куклы - самоедки с ревом кружились вокруг них, забегая вперед и цепляясь за длиннополые оленьи малицы (самоедская верхняя одежда).
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.